От судьбы не уйдешь - Марина Серова Страница 22

— Надо же, — процедила я. — А что, детство было трудным? — Мне спьяну, наверное, казалось, что такого явного «ботаника» обязательно всякие хулиганы притесняли и мучили в школе, а может, еще и в детском саду. Ведь он, поди, из интеллигентной семьи, какой он на фиг танкист?

— С чего ты взяла? — искренне удивился Андрей. — А-а-а… Это ты относительно будущих братков? Ну, нет же, Таня, нет… — он улыбнулся своей мягкой, чуть смущенной улыбкой. — Не мучили они меня. Может, даже уважали. По-своему, конечно. Но и это уважение мне пришлось заслужить. Я вообще считаю, что уважение просто так не дается, оно непременно должно быть заслуженным. Но, впрочем, это совсем другая история… Может быть, я тебе ее как-нибудь расскажу. В другой раз, конечно, — и он снова улыбнулся.

Я придирчиво осмотрела Лукашова. Может, и так. Судя по всему, парень он не только не глупый, но еще и по понятиям, что называется. Интересно, конечно, как такой интеллектуал и флегма с братками «рамсы разводит», но это дело пятое. Я пожала плечами:

— Ладно. Теперь еще вопрос…

Андрей театрально вздохнул, но приготовился к новым объяснениям для «чайников». Видать, на него тоже начал действовать коньяк, иначе он вряд ли стал бы так демонстративно показывать, что дорога мне одна — на Алтынку, там, где особо одаренные проживают. Я окинула приватно расположившегося в кресле Лукашова и поняла, что вопрос надо задавать как можно скорее, пока парень совсем не сквасился:

— Кто еще знал о предложении братков?

— Я, — Андрей заметно встрепенулся и стал загибать пальцы на правой руке, — Старцев, Борисов и Финский.

— А это еще кто?

— А, это наш заведующий производством. Финский Александр Борисович. Его сейчас нет в городе. — Лукашов посмотрел на часы. — Хотя нет, сейчас он, наверное, уже здесь. Он уехал в субботу в Москву. Там у него больная жена. Рак.

Я понимающе кивнула и продолжила «допрос»:

— Скажи, Андрей… Раз уж пошла такая пьянка… — я улыбнулась, Лукашов — мне в ответ. — А у Борисова с Финским тоже была личная заинтересованность в сделке?

Лукашов дернул плечом, затем — губами, посмотрел на меня и нехотя сказал:

— У Финского — да. Однозначно и объективно. Сама понимаешь, когда такая болезнь — нужны лекарства, операции, терапия, в общем, полный комплекс услуг, как говорится. У него все деньги туда уходят. Опять же сама больница… А вот у Борисова… — Андрей опять скривился. У него, наверное, на Борисова страшная форма аллергии, называется по-научному тоже страшно — идиосинкразия, по-моему. — Ну, наверное, он бы тоже от халявных денег не отказался. Тем более сейчас, когда жениться наконец надумал… — Андрей бросил на меня взгляд исподлобья. — Словом, он парень, как ты сама, наверное, заметила, горячий, не перебесился еще… — Тут его глаза подозрительно блеснули, и мне показалось, что и сам господин хороший тоже ой как не прочь «побеситься». Я улыбнулась, глаза засияли еще ярче. Ну, я так и думала! А вы, сударь, оказывается, тоже очень даже ничего. В плане «мачести». Я опустила глаза и сделала «хм-хм». Андрей тут же спохватился: — Извини…

Н-да, может, из вас, господин Лукашов, и неплохой «мачо» бывает временами, но все же вы действительно прирожденный «ботан». Я снова подняла глаза. Лукашов смотрел на меня. Я даже как-то смутилась под его взглядом. Взгляд был не «мачевский». Нет. Взгляд был мужской… Настоящий… Что называется, Тот Самый…

Тут нас прервали. Как всегда, на самом интересном месте. Судьба… Зазвонил телефон, и, когда я подняла трубку, все еще смущенная, она заговорила взволнованным Лялькиным голосом:

— Танька, ты еще не спишь?

— Нет, — я покосилась на Лукашова. Он сидел со скучающим видом, рассматривая потолок, словно и не смотрел на меня ТАК буквально несколько секунд назад. Мне даже стало обидно. — Что-то случилось?

— Ты одна? — ответила она вопросом на вопрос.

— Нет, — я отчего-то покраснела и покосилась на разомлевшего Лукашова. — Так в чем дело?

Лялька шумно выдохнула и сказала:

— Сядь, если стоишь. У меня для тебя новости.

— Плохие, наверно, — протянула я, уверенная, что не ошиблась.

— Точно. Ты попала. Новости… если, конечно, это можно так назвать, — добавила она скорее себе, чем мне. — Ты села?

— Я сижу, — я опять покосилась на Лукашова. Неужели до этого благовоспитанного гражданина не дойдет, что нужно бы выйти? Лукашов, словно услышав мои мысленные экзерсисы, встал и направился… Куда он? Может, не надо? Может, останется, а? Мне смертельно захотелось, чтобы он остался. С чего бы это? Но он, как я поняла секундой позже, вовсе не собирался уходить, так только — до одного местечка прогуляться. Лялька чего-то молчала. — Эй, эй, — напомнила я о себе. — Ты чего? Рассказывай.

— Можно, да? А то, я так поняла, тебе не очень удобно… У тебя Лукашов, да? Ну, я так и поняла…

— Да рассказывай же, не тяни! Лялька, давай.

— Даю. Борисова хлопнули.

Я непроизвольно схватилась за горло. Как это? Она, наверное, шутит. Это что, значит, не будет больше на земле такого породистого молодца с такими пропорциями, голосом и глазами? Не будет?

— Ч-что? К-как? — Меня словно ушатом холодной воды окатили, я вспомнила его последний взгляд. О господи! Не может быть!

— Очень даже может быть, — зло сказала Лялька. Видимо, последнее восклицание я повторила вслух. А затем устало продолжила: — Убили его. В том, что это убийство, можешь не сомневаться. Труп нашли на берегу Волги, еще теплый был. — Я ойкнула. — С перерезанным горлом. Прямо в машине своей пижонской сидел. За рулем. Никаких следов, как водится. Правда, видели белую «бэху» неподалеку, — я охнула, — но ведь это ни о чем еще не говорит.

Еще как говорит, вдруг подумала я. Лялька молчала. Я, пока Лукашов не вернулся, быстренько спросила:

— Когда это случилось?

— Ну, видимо, в то время, когда мы с тобой рассуждали о его причастности к убийству Старцева. Часов в восемь-девять. Не позже. Скорее всего, как тут ребята говорят, около половины девятого.

Я сдавленно ахнула. Вернулся Лукашов и с беспокойством посмотрел на мое растерянное и, должно быть, весьма красноречивое лицо. Хотел сделать какой-то жест, но передумал и сел в кресло, напряженно глядя на меня. Он сосредоточенно меня изучал, очевидно, по моему лицу вполне можно было догадаться… «О чем?» — подумала я. Мне стало нехорошо. Его не было дома, когда я звонила, а на звонок на сотовый он мог ответить в любом месте города. Опять же белая «бэха»… Номеров, конечно, никто не запомнил. Опять же шаткое, на мой взгляд, алиби в день убийства Старцева. Точнее — в ночь. Опять же мотив… Да уж, у Лукашова, должно быть, мотив имелся. Цех, долги, братки и «приз-сюрприз» — Наталья Батьковна.

— Ты куда пропала? — напомнила о себе Лялька.

— Я здесь, — откликнулась я. — Знаешь, давай я тебе завтра сама позвоню. Хорошо?