На ловца и зверь бежит - Марина Серова Страница 22

— Сергей.

— Вляпались вы, Сергей, по уши, — с наигранным сожалением продолжала я, — ты хоть понимаешь это?

Он молчал. Я вытащила «макарова» и, убедившись по его реакции, что он увидел его в полумраке, спросила:

— Знаешь, что такое пределы необходимой обороны? Это когда кто-то представляет угрозу моей жизни, а у меня, совсем случайно, оказывается с собой совершенно официальный ствол, и, защищая свою дорогую жизнь, которая меня вполне устраивает, я этого кого-то, который представляет для меня угрозу, просто-напросто отправляю на тот свет, проделав у него в башке аккуратную дырочку. А меня после этого еще и благодарят за то, что я избавила общество от пары-тройки подонков и убийц. — Я на секунду прервала свою речь. — Вы ведь хотели убить меня, так? Кто вас послал?

— Если я скажу, ты нас отпустишь? — с надеждой прошепелявил он, выдавливая слова сквозь разбитые зубы.

— Такой вариант тоже не исключен, — уверенно произнесла я, — все зависит от твоей откровенности, Сергей.

Тут зашевелился Сэм.

— Скажи ему, чтобы не дергался, — приказала я.

— Сиди и не рыпайся, Сэм, понял меня? — отдал команду Сергей.

Я почувствовала, что бугай тоже следит за происходящим, но по каким-то причинам решил не подавать признаков жизни.

— Итак, Сергей, я слушаю.

— Люк отправил нас в фирму «Раритет», сказал, что всю информацию мы получим у генерального директора, — начал он. — Гарулин дал нам твою фамилию, адрес и номер машины, сказал, что работа срочная, вот и все.

— Когда вы получили задание?

— Сегодня, сразу после обеда.

— Откуда у Гарулина мой адрес и номер машины?

— Не знаю.

— Сергей! — Я поводила у него перед носом стволом пистолета. — Только не ври!

— Но я правда не знаю, он вообще с нами почти не разговаривал, просто сунул бумажку с адресом.

— Ну ладно, будем считать, что я вам поверила. — Я сняла кастет, согретый теплом моей руки, бросила его в карман «харлейки», поднялась со ступеньки и направилась к своей двери.

— А как же мы? — погремев наручниками по стальному стержню, упавшим голосом спросил Сергей.

— А-а, браслеты, — как бы вспомнила я и полезла за ключом, — но у меня есть к вам, парни, одна маленькая просьба. — Я сделала паузу и, поняв по напряженной тишине, что все меня внимательно слушают, продолжила: — Вы должны забыть меня, то есть все, что меня касается: фамилию, адрес, телефон, ну и прочее. Если согласны, значит, мы договорились.

— Согласны, — пропело нестройное трио.

— Тогда выходим по одному. Ты первый, Сэм, — я указала пистолетом на лестницу.

Дождавшись, пока он спустится, я освободила от наручников бугая и Сергея.

— Пусть твой друг идет, Сергей, а ты пока лежи.

— Иди, Рыхлый, — напутствовал его Сергей, — я сейчас.

— Ну, что стоишь, вали отсюда, ты свободен, — грубо сказала я.

— А ты классно дерешься, — уже начав спускаться, отвесил он вдруг мне комплимент.

— Долгие годы тренировок, — усмехнулась я.

* * *

Ну и везет же тебе на приключения, Татьяна Александровна! Соседи, как всегда, оказались в своем репертуаре, в который раз проигнорировав «посторонние шумы». Хоть бы какая сволочь выглянула! Ну да ладно, не впервой. Я сунула ключ в замок, иронически отметив, что ручонки подрагивают.

Войдя в прихожую и закрыв за собой мою чудо-дверь, неуязвимую для пуль и медвежатников, я опустилась на пуфик. Сняла кроссовки, расстегнула куртку и мысленно уже оказалась в горячей ванне. Взглянув на часы, я с удовлетворением подумала, что если не на ванну, то на душ время у меня найдется. Если я управлюсь со своим туалетом за пятнадцать минут, еще пятнадцати минут мне хватит на прослушивание разговоров Синчуговой, если, конечно, она не висела на телефоне по два часа, как обычно это делают фифы, подобные ей.

С другой стороны, она, с ее вздорным характером, не выдержала бы продолжительной беседы.

Раздевшись, я встала под душ. Его горячие струи окончательно привели меня в чувство и прояснили мозги, и в этих мозгах засвербил один маленький, но ядовитый вопрос: кто и как меня вычислил?

Я нагнулась вперед, упершись руками в колени, позволяя тугим струям барабанить по спине и наблюдая в оцепенении, как вода прозрачными зигзагами сбегает по прядям волос.

Ну, кто меня вычислил, понятно, а вот как — это пока остается загадкой. Бобер с Малышом, даже если бы отзвонились своему начальству, и то не успели бы устроить мне засаду, я выехала практически следом за ними. И потом, адрес мой им неизвестен, нет его также и в адресном бюро. Его знает только ограниченный круг моих знакомых. Кто мог дать его Гарулину?

Отжав волосы и обернув голову полотенцем, я набросила на плечи махровый халат. Подошла к холодильнику и, распахнув его, критическим взором окинула его содержимое. Йогурт и сыр поддержат мои силы. Смастерив нехитрый бутерброд, я села в кресло и включила аппаратуру для прослушивания. Она влетела мне в копеечку, но довольно быстро окупилась.

Щелкая дистанционным пультом, я быстренько пробежалась по всей длине озвученной пленки. Я насчитала восемь разговоров, из них только один удостоился моего внимания.

Я поставила его на начало и, откусив кусочек сыра, запила его йогуртом. Звонок был входящим. Часы на таймере показывали двадцать три пятнадцать вчерашних суток. Синчугова сняла трубку.

— Алло, — раздался ее звонкий голос.

— Это я, — узнала я тенор Рахмонова.

— Слышу, что ты, — недовольно протянула она и с упреком добавила: — Куда ты пропал? Я тебя два часа искала.

— Я тебе потом объясню, — виновато произнес Рахмонов.

— Что значит «потом»? — с раздражением спросила Синчугова. — Изволь объясниться сейчас, нечего из меня дуру делать. Может, подцепил кого? — ревниво добавила она.

— Хватит пургу гнать! — защищался Рахмонов. — У тебя от ревности крыша едет, что, у меня других нет дел, кроме баб?! — вызывающе спросил он.

— Ты со мной встречаешься только тогда, когда тебе нужны деньги, — в голосе Синчуговой появилась истерическая слезливость.

— Ты сама виновата, нечего скандалы устраивать по малейшему поводу, — пытался образумить ее Рахмонов.

— В чем ты пытаешься меня обвинить? Бросил одну на презентации, сам куда-то слинял! — почти кричала в трубку Синчугова.

Я представила ее лицо, перекошенное от гнева и злости, ее глаза, мечущие громы и молнии, и трясущиеся от волнения губы. Под эти завывания и причитания я с невозмутимостью диагноста или хирурга откусила еще кусочек сыра и, хлебнув малинового йогурта, поудобнее устроилась в кресле.

— Я ни в чем тебя не обвиняю… — осторожно начал Рахмонов.