Смерть и немного любви - Александра Маринина Страница 22

– Валерий – ваш единственный сын? – спросил он.

Женщина побледнела, и ее намазанные красной помадой губыстали казаться почти черными на землисто-сером лице.

– Вы пришли говорить о несостоявшейся свадьбе или омоей семье? – сказала она нарочито громко, но голос выдавал напряжение истрах.

– Я просто подумал, что, может быть, ваше отрицательноеотношение к женитьбе Валерия связано с тем, что другие ваши дети несчастливы вбраке. Нет?

– Нет, – резко бросила Вероника Матвеевна. –Других детей у меня нет. Валерий – единственный сын.

– Расскажите мне о его отце, – попросил Коротков итут же понял, что попал в очень болезненную точку.

Лицо женщины исказилось до неузнаваемости, пальцыморщинистых рук сцепились так крепко, что, казалось, разъединить их уже несможет никакая сила, маленькие темные глазки полыхнули ненавистью.

– Я не собираюсь обсуждать с вами человека, который былотцом Валерия. Тем более что его уже давно нет в живых.

Разговор не получался, все время натыкаясь на какие-тоневидимые препятствия. Коротков начал нервничать. Мать Турбина явно что-тоскрывает, но относится ли это к двум совершенным убийствам и нужно лиупираться, чтобы все-таки заставить ее разговаривать нормально, –неизвестно.

Он огляделся, стараясь выхватить глазами какие-нибудьсущественные детали обстановки и общей атмосферы в квартире, которые могли быдать толчок к дальнейшей беседе, сделав ее более безопасной и в то же времяболее продуктивной. С первого же взгляда было видно, что живут здесь людинебогатые. Из мебели – ничего лишнего, только самое необходимое, довольно многокниг, но Юрий сразу определил, что изданы они были еще во времена «нормальных»цен. Изданий последнего периода, в ярких твердых переплетах и с золотымтиснением, не было совсем. На подоконнике сиротливо примостился старенькийчерно-белый переносной телевизор, и от него в открытую форточку тянулся кусокпроволоки – самодельная антенна.

Коротков достал носовой платок и принялся с усердным видомтереть ладонь, то и дело недовольно морща нос.

– Вы позволите мне вымыть руки? – наконец произнесон с извиняющейся улыбкой и встал.

Вероника Матвеевна молча поднялась вместе с ним и проводилаего в ванную. Юра включил воду и начал с преувеличенной тщательностьюнамыливать руки, исподтишка оглядывая треснутое зеркало над раковиной,дешевенький бритвенный станок «Искра», который продавался лет десять назад истоил, сколько он помнил, два рубля тридцать копеек. Десять лет назад Валериюбыло семнадцать, и это, наверное, его первый станок, которым он и пользуется посей день. Кафельная плитка в некоторых местах отвалилась, эмалированнаяповерхность ванны вся покрыта желтыми пятнами. Сразу видно, что квартира многолет не ремонтировалась.

– Вы давно живете в этой квартире? – спросил онкак бы между прочим, вытирая руки истертым в многочисленных стирках вафельнымполотенцем.

– Чуть больше года.

– А до этого?

– До этого мы жили в Марьиной Роще.

Странно, подумал Коротков, Марьина Роща – удобный район,недалеко от проспекта Мира, с хорошим транспортным сообщением, большимимагазинами. Зачем было переезжать в эту тесную «хрущобу» без лифта взагазованном промышленном районе?

Он безуспешно бился с хозяйкой квартиры еще час, пытаясьнащупать тему, на которую можно было бы разговаривать с ней, не вызывая остройнегативной реакции и в то же время получая хоть какую-то полезную информацию.Но Вероника Матвеевна оказалась трудным собеседником, и перехитрить ееКороткову не удалось.

– Вы не знаете, когда Валерий и Эля поедут на повторнуюрегистрацию? – спросил он уже в дверях.

– Никогда, – отрезала женщина, окидывая его недобрымвзглядом.

– В каком смысле?

– В прямом. Я не допущу, чтобы мой сын женился. Покрайней мере, пока я жива, этого не произойдет. И я очень надеюсь, что и послемоей смерти тоже.

Короткову надоела роль мягкого дипломата, который самстесняется того, что делает. Он понял, что все это время его сдерживал возрастВероники Матвеевны, ему казалось, что недопустимо разговаривать в привычном емужестком тоне с семидесятилетней женщиной. Но ведь погибли две девушки, и ещедве, в том числе невеста ее сына, получили угрожающие письма…

– Вероника Матвеевна, – зло сказал он,разворачиваясь и снова входя в комнату, – вы, наверное, не понимаете всюсерьезность положения. Совершены два тяжких преступления. Кроме того, есть всеоснования думать, что есть некто, кто очень не хочет, чтобы свадьба вашего сынаи Элены Бартош состоялась. Слова, которые вы постоянно произносите напротяжении всей нашей беседы, заставляют меня думать, что этот человек – вы.Поэтому я вас убедительно прошу, перестаньте отделываться от меня декларативнымизаявлениями и давайте-ка говорить по существу. Имейте в виду, я не уйду отсюдадо тех пор, пока, во-первых, не пойму, почему вы не хотите, чтобы ваш сынженился на Элене, а во-вторых, пока вы не убедите меня, что вы к этим письмамне имеете никакого отношения. Я ясно выразился?

Произнеся эту грозную тираду, Коротков демонстративно уселсяза стол, сложил перед собой руки и стал в упор разглядывать хозяйку. ЛицоВероники Матвеевны стало совсем пепельным. Она попыталась выпрямиться во весьсвой небольшой рост, но вместо этого жалко привалилась к стене. Короткову быловидно, как дрожат ее руки.

– Вы не имеете права, – сказала она прерывающимсяголосом. – Я старый больной человек, мне семьдесят лет, а вы врываетесь вмою квартиру и требуете от меня ответов на вопросы, которые я не считаю нужнымни с кем обсуждать. Вам должно быть стыдно. Вы пользуетесь своей молодостью исилой, чтобы заставить меня давать показания. Я не стану с вами разговаривать.

Она повернулась и ушла в другую комнату, оставив Коротковаодного. Такого оборота он не ожидал, но растерянности его хватило ровно на двеминуты. Через две минуты, собравшись с мыслями, он решительно поднялся и вышелв прихожую.

– Вероника Матвеевна, – сказал он громко в сторонузакрытой двери, которая вела в маленькую комнату, – я ухожу, закройте замной дверь. Мне очень жаль, что разговор у нас с вами не получился, но, честноговоря, вы сами в этом виноваты. Может быть, в следующий раз наша встречапройдет более удачно.

Он щелкнул замком, открыл дверь и вышел на лестницу.Спустившись на улицу, Коротков внимательно огляделся в поисках двух необходимыхему вещей: телефона-автомата и места, с которого было бы удобно наблюдать заподъездом. Телефон он нашел довольно быстро, и в течение двух часов ему обещаливыяснить, почему мать и сын Турбины год назад переехали в неотремонтированнуюквартиру в экологически неблагополучном районе. После этого он занял место, скоторого ему хорошо был виден дом, где живут Турбины, и стал ждать. Ему никогдане приходилось иметь дело с семидесятилетней подозреваемой, поэтомупрогнозировать ее поступки было трудно, и Юрий приготовился к длительномуожиданию. Рано или поздно что-нибудь все равно произойдет.