Красиво жить не запретишь - Марина Серова Страница 22

— Надолго вы отложили штурм дачи Чумака?

— Скорее всего до завтра, — ответил мне Благушин, — хотя точно я не знаю. Я ведь такие дела не решаю…

— Возьмешь меня посмотреть?

— Да что ты! Это не ко мне, меня самого там не будет, что я, штурмовик, что ли?

— Так ты, оказывается, тоже из игры вышел? — спросила я, наливая себе кофе.

— Ну, как тебе сказать, — замялся Благушин и погладил свою бородку, — я ведь это все заварил, а хоть расхлебывает и милиция, но после штурма мое участие все равно необходимо.

— Это понятно, — ответила я.

Где же мои гадальные кости? Давно я к вам не обращалась. А зря. Нет, с моей работой все ясно — дело закончено, бабки я получила, а вот как быть с моей личной жизнью? Куда мне, простите, Диму девать? Тут банальной фразой «Прошла любовь, завяли помидоры» не отделаешься. Как я поняла, не таковский Дима человек. Поэт. Художник. Натура утонченная. Чего доброго, повесится.

Что же мне, на свою душу третий труп за одну последнюю неделю брать?

— Вадим, — поинтересовалась я, — а когда конференция ваша состоится?

— Конференция? — переспросил Благушин. — А не будет конференции, пришлось ее отложить на следующий месяц. Ну, хоть так, а то власти грозились совсем прикрыть это дело.

— Так что же, всех участников домой? Обратно в Киев?

— Они уже уехали давно, — ответил он, — поезд вчера ушел. Утром.

— Как?! — вскрикнула я.

— Ну, да, вчера утром, — повторил Благушин, несколько удивившись моей реакции. — А что такое случилось?

— Ничего…

«Вот это да, — подумала я, — значит, Дима решил задержаться в Тарасове? Из-за меня? Чего ж мне теперь с ним делать?»

Честное слово, я почувствовала себя неудобно.

— Знаешь, Вадим, мне нужно съездить к себе на квартиру и забрать кое-какие вещи, — задумчиво произнесла я.

— Тебе нельзя туда ходить, — категорическим тоном сказал он, — ты же знаешь, что за тобой охотятся. Давай сейчас поедем в магазин и купим все, что тебе нужно. Я, кстати, хотел поставить пост у твоей квартиры, но, сама понимаешь, людей не хватает, все на операции…

Собственно, мне из моих вещей нужны были только лишь двенадцатисторонние кости. Сомневаюсь, чтобы такие продавались в наших магазинах.

— Нет, ничего не получится, — возразила я, — боюсь, в Тарасове такого товара нет.

— Я достану, — по-барски бросил Благушин.

— Вряд ли.

Благушин закусил губу.

— Ну хочешь, я пошлю кого-нибудь, тебе нельзя…

— Нет, я сказала!

Эта излишняя опека стала жутко меня раздражать.

К тому же я вспомнила, что мой несчастный влюбленный так и не смог отдать ключи соседям и они остались на конспиративной квартире (слава богу, у меня есть дубликаты). А где гарантия, что Дима, презрев опасности во имя любви, не отправится ждать меня в мою квартиру? Ведь, кроме как там, он не знает, где меня искать. И где гарантия, что мент, которого пошлет Благушин, не пристрелит его, приняв за бандита?

— Сейчас я съезжу туда…

— Я с тобой!

Ну все, он меня достал. Я не маленькая девочка, чтобы меня таким образом опекать. Я, в конце концов, прекрасно могу за себя постоять. Хоть и оставила револьвер на своей конспиративной квартире.

Я молча встала и пошла одеваться. Всем своим видом показывая, что ходить за мной не стоит.

Благушин, умница, понял — остался на кухне заканчивать свой завтрак.

Через полчаса я выехала от него, через час была у своего дома.

Подошла к подъезду. Не думаю, чтобы там была засада, — неужели трудно понять, что мне хватит и одного покушения, чтобы здесь не появляться?

Хорошо, если так, потому что появиться я все-таки решила.

На всякий случай я, конечно, соблюдала осторожность — неслышно отворила дверь в подъезд и тихонько стала подниматься. Лифт, естественно, не работал.

Пока вроде ничего не слышно.

Второй этаж, третий…

Ничего.

Четвертый, пятый, шестой…

Тихо.

Седьмой… Стоп!

Какие-то голоса на восьмом этаже. Точнее, шепот. По-моему, разговаривают двое. Кому бы это шептаться на лестничной клетке? Неужели и вправду засада?

Я затаила дыхание, поднялась на несколько ступенек выше и заглянула в лестничный пролет. Ничего не видно, кроме пары ботинок. Ботинки, если я не ошибаюсь, зимние. Какой дурак их сейчас надел? Осень ведь на дворе.

Ой! Я отпрянула — мимо моего лица вниз, в пролет, упал тлеющий окурок сигареты. Чуть глаза не лишили.

Вот так и становятся инвалидами!

Что же делать? Оружия у меня нет. Пытаться воздействовать на них психологически?

Чушь какая!

А вдруг это не засада?

Так же тихо, как поднималась, я пошла вниз. Лучше не рисковать. Как женщине молодой и красивой, мне очень хотелось еще пожить.

Я вышла из подъезда на улицу.

Вот черт!

Как же мне достать теперь свои гадальные кости? Может быть, и правда сказать Благушину, чтобы послал пару человек со стволами — пусть перебьют нахрен этих бандитов.

Остановившись у подъезда, я закурила.

Уходить?

Ой, как я не подумала, там же может быть Дима! А если они уже убили его? Да нет, вряд ли. Никакой здравомыслящий человек, пусть даже и преступник, не останется добровольно дежурить на месте уже совершенного им преступления.

Я почувствовала вдруг, как я виновата перед Димой. Мытарю, мытарю человека… Нет, нужно прямо сейчас пойти и сказать заветную фразу про любовь и помидоры. А то он действительно из-за меня в какую-нибудь передрягу попадет.

За моей спиной хлопнула дверь в подъезд.

Я вздрогнула, но не обернулась — если это те, кого я боюсь — свое лицо им лучше не показывать.

Из подъезда выбежала девушка и, смеясь, пробежала мимо меня. За ней парень. В зимних ботинках. Я оторопело смотрела им вслед. И ругала себя за глупость. Вот что значит перестраховаться.

Хотя, если хорошо подумать, никакая это не перестраховка, а совершенно естественная осторожность, чего мне, кстати, часто недостает.

Я мигом взлетела к себе на восьмой этаж — вот и знакомая дверь. Вставила ключ в замочную скважину и вдруг остановилась. Конечно, несколько минут назад я дала маху, но ведь вполне возможно, что кто-то может поджидать меня в квартире. С известными, как говорится, намерениями.

Осторожно провернула в замке ключ, тихонько толкнула дверь. Дверные петли у меня всегда хорошо смазаны. Хоть мужика нет, но род моих занятий обязывает.