Ночь оборотня - Светлана Сухомизская Страница 22

– Пару раз, говоришь? – задумчиво произнес Марк, когда зараза Вацлав принял у нас заказ и отчалил в сторону кухни.

– Я что, виновата, что у них тут у всех память такая хорошая? – Отчаяние внезапно сделало меня агрессивной. – И потом, разве я сделала что-то противозаконное? Я не виновата, что уже была здесь и что я им всем полюбилась, как родная! Был бы ты симпатичной девицей, они бы и тебя запомнили со второго раза, спорить готова! А если тебе не нравится, давай уйдем! Не я тебя сюда пригласила!

– Да я ничего, – смешался Марк под моим натиском. – Извини, у меня, наверное, вчерашний спирт еще не выветрился, я и правда реагирую на все как-то неадекватно.

Милостиво даровав Марку прощение, я на всякий случай приняла свирепый вид, чтобы отбить у кого-либо из обслуживающего персонала желание подскакивать ко мне с нежностями, и уставилась на каменного ангела, вызывавшего у меня большую симпатию своей неподвижностью, бледностью и молчанием.

Вацлав принес салаты и, встретившись с моим злобным взглядом, мгновенно испарился.

Уничтожив полпорции салата «оливье», я немного смягчилась и, решив воспользоваться запуганным состоянием Марка, с самым невинным выражением лица спросила:

– Слушай, а почему ты такой подозрительный? Печальный жизненный опыт, а?

– Что ты имеешь в виду? – Марк заметно напрягся. Не выходит из меня Мата Хари, хоть плачь. Придется переводить все в шутку.

– Ну, может быть, на твоей совести лежат кровавые преступления. Служба в гитлерюгенде. Или работа в штази.

Марк насупился. А мне всегда казалось, что шутки у меня смешные и с чувством юмора все в порядке.

– Ладно, – сдалась я. – Вижу, тебе не нравится то, что я говорю. Тогда говори сам, потому что я уже и не знаю...

Я не договорила, потому что Марк вдруг с интересом посмотрел куда-то мне за спину, и в ту же секунду сзади раздался еще один знакомый голос:

– Приятного аппетита.

Ну вот. За что боролась, на то и напоролась. Растянув рот в мерзкой улыбке, я обернулась на звук голоса.

– Надеюсь, вам у нас понравится, – ласково произнес Себастьян, но прекрасные шоколадные глаза, полуприкрытые ресницами, были холодны, как волны Арктики. – Желаю приятно провести вечер.

Пока Марк, привстав, произносил слова благодарности, Себастьян поцеловал мою руку, сжав ее так больно, что я едва не взвыла. И удалился, обменявшись с моим спутником весьма церемонными поклонами.

– Это владелец клуба, – шепотом сказал Марк в спину уходящего Себастьяна. – Нли ты его тоже знаешь?

– Видела издали, – механически соврала я.

За соседними столиками захлопали. Без энтузиазма повернувшись к сцене, я увидела садящегося за рояль Себастьяна. Выглядел он вполне цветуще – интересная холодность исчезла без следа. Что ж, прекрасно. Я томно посмотрела на Марка и призывно улыбнулась. Марка эта перемена в моем поведении застала врасплох – он едва не выронил вилку, которой перед тем без аппетита ковырял в только что принесенном горячем, поморгал растерянно и наконец накрыл мою руку своей. Молодец, правильно понял поставленные перед ним задачи.

Себастьян между тем, отыграв вступление, запел мою любимую песню: «Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая», – отчего моя неприязнь к нему возросла в несколько раз. Доведя призывность обращенной к Марку улыбки до самой опасной грани, я тщетно пыталась не смотреть на сцену и не замечать, как ноет мое сердце. У Марка от волнения начали дрожать губы, а я думала, что, конечно, я последняя сволочь, не отрицаю, но неужели и мой любимый мужчина всего лишь спустя два дня после моей смерти будет сидеть с другой женщиной, и гладить пальцами ее ладонь, и смотреть затуманенными глазами? Впрочем, все гораздо проще – моему любимому я и сейчас даром не нужна, вон он, поет как соловей.

– ..напрасно ты скрываешь, что нежной страстью сама ко мне пылаешь...

А вот взять сейчас, подняться на сцену, да и прихлопнуть крышкой клавиатуры эти длинные пальцы! Интересно, какую ноту издал бы бархатный голос? Меньше, чем на фа третьей октавы я не соглашусь.

Настольная лампочка вдруг зашипела, и не успела я ничего понять, как она взорвалась с треском, который сделал бы честь любой новогодней петарде. Мы с Марком отшатнулись, инстинктивно закрывая лица от осколков, за соседними столиками раздался взволнованный шум, а официанты со всех концов зала кинулись к нам.

Один Себастьян ничего не заметил. Он уже пел знаменитую «Nothing's gonna change my love for you» – по своему обыкновению так нежно и проникновенно, что, прежде чем произошло несчастье с лампочкой, я успела украдкой уронить на скатерть пару слезинок. Даже когда абажур нашей лампы приземлился на сцене, в шаге от его табурета, вдохновенный певец и бровью не повел. В мою душу закралось подозрение.

Официанты убрали лампу, вернее, то, что от нее осталось, и, во избежание дальнейших эксцессов, принесли взамен массивную свечу в красном стакане-призме. Освещение за столиком было восстановлено, чего, к моему большому сожалению, никак нельзя было сказать об атмосфере. Трепет и волнение ушли, сменившись смущением и подавленным молчанием. Потребовалось не меньше пятнадцати минут – три с половиной песни, – чтобы пальцы Марка вновь заскользили по моей коже.

Раздались два негромких хлопка. В ту же секунду я стремительно съехала со стула и скрылась под спасительные края скатерти. Увидеть я ничего не успела, но лицо вчерашней беременной с пистолетом представилось мне настолько живо, что я предпочла положиться не на зрение, а на инстинкт.

– Доннерветтер! – услышала я сквозь отчетливый стук собственных зубов и оглушительный грохот сердца раздосадованный голос Марка. – Оба бокала лопнули! Одновременно! Ты только полюбуйся!.. Марина? Ты где? Сейчас я выберусь из-под стола, вылезу на сцену и оторву голову этому фокуснику!

– Позвольте вам помочь.

Меня взяли за руки, края скатерти раскрылись, как занавес, и я вернулась обратно к людям, поддерживаемая обворожительно улыбающимся Себастьяном.

– Приношу вам свои извинения за все эти неприятности, – произнес он с трогательным сочувствием в голосе и еле слышно добавил:

– Моя голова в твоем распоряжении.

– О, ничего страшного, – срывающимся голосом ответила я и прошипела:

– Оставь меня в покое! Видеть тебя не хочу.

– Придется. Ничем не могу помочь. Да, хочу тебя предупредить – не ложись слишком поздно, завтра на работу, если ты еще не забыла.

– Чихать я хотела на тебя и твою работу!

– Не получится. Тебе от меня так просто не отделаться.

Лицо Себастьяна вдруг оказалось так близко, а глаза его смотрели на мои губы так яростно, что пол под моими ногами начал тревожно подрагивать, словно предвещая землетрясение.

Себастьян резко отпустил меня и ушел, даже не взглянув на обескураженного Марка, который, не говоря ни слова, кивнул в ответ на мое объявление о том, что я отправляюсь домой, так же молча отвез меня и, сухо попрощавшись, умчался в предгрозовую темноту.