Картель правосудия - Фридрих Незнанский Страница 22

Они кружили и кружили по перелескам, разъезжались и встречались с грязновской «Нивой», вылезали на мороз размять ноги и, щурясь, разглядывали безжизненные как будто пространства. На Турецкого напялили общеупотребительные валенки и полушубок.

Качка и лютый холод часам к трем дня сделали свое дело, и лица бравых охотников к концу дня приобрели землистый оттенок. А стекла машин, напротив, немного оттаяли на солнце.

Наконец обе машины разом остановились надолго – у опушки со столбом. Слава выдал своему приятелю ведомственный «калашников»:

– Ставь его на одиночный выстрел.

Турецкий, с невольной завистью глянув на снаряжение своих спутников, критически осмотрел свое.

След кабана нашли быстро, причем крупного. Но опытному егерю Колчанову что-то явно не давало покоя. Он убежал глубоко в лес и, вернувшись, сообщил:

– Волки. Трое и один. Утром зашли.

– А как же кабан? – удивился Турецкий.

На него замахали руками: ты что, дескать, не понимаешь, нельзя упускать такой случай, тем более рядом заповедник, есть серьезная опасность, что «серые» уйдут туда «резать» живность.

– А волки дорог разве не боятся?

– Они и по дороге любят прямо идти.

Денис, Мишка Колчанов и Турецкий рванули на джипе вокруг леска обрезать зверю путь. Грязнов на своей «Ниве» остался ждать у опушки.

– Ну как, Сашка, – весело закричал им вслед Грязнов, – уже почувствовал кайф?

Турецкий нехотя разлепил губы:

– Почувствовал. Охота – пуще неволи.

Остановились. Колчанов стал расставлять своих спутников «на номера». Турецкий был прикреплен к гигантской осине в полтора обхвата. Денис пошел в загон, в овраг.

Сам Колчанов остался у замерзшего русла ручья и ракиты. Время от времени он давал по радиопередатчику команду, и охотники добросовестно по очереди издавали длинные воинственные крики. Волк должен был подняться.

Турецкий подумал и засек время.

Морозец стоял градусов пятнадцать. Колчанов по егерской привычке считал куропаток…

Прошло ровно три часа. Валенки были мокрые насквозь. Турецкий подумал, что, кажется, заболевает.

Никакой волк на них так и не вышел. Колчанов честно взял вину на себя, предположив, где именно волк прошел сквозь их стройные ряды. А может быть, вообще не поднялся на крики и залег. Пора было разряжать ружья.

Турецкий подумал, что, вопреки байкам, охотники, оказывается, довольно честный народ. И совсем не завиральный.

Вечером закоренелый холостяк Слава ловко поджарил свежее мясо. Денис не слишком умело сварил картошку. Остальные скромно достали из сумок копченое сало, соленые огурцы, серый крестьянский хлеб и литр водки на троих, так чтобы разговеться.

Приняв «на грудь» сто пятьдесят «зубровки», егерь Колчанов просвещал своих гостей:

– Все знают, что во главе стаи стоит вожак. И очень мало кто – что это вовсе не самец, а матерая сука. Потому как у волков – матриархат. А вот ейный муж, суки, значит, – это уже авторитет номер два. А рядовые члены стаи – это уже их щенки, переярки (это которые от прошлого года) и прибылые (только молодняк). Вся эта свора каждый божий день патрулирует свою территорию, проходя в поисках жратвы до ста километров. Не слабо? А чего мелочиться. Матерый волчина запросто завалит самого крупного лося. И знаете, как он это делает?

– Известно как, – заявил Грязнов. – На всех картинках это рисуют. Вцепляется волк животному в шею или в ногу и висит себе потихонечку.

– Ни фига подобного. Примерившись хорошенько, намертво вцепляется клыками, значит, в это самое место. В промежность то есть. Упирается всеми четырьмя лапами и вырывает оттудова кусман мяса. И все. Лосю хана.

Еще через сто пятьдесят Колчанов довольно смачно продолжал:

– Это был здоровенный лосина, мать его. А лосина, это, я вам скажу, не лососина. И что вы думаете? Слава Аллаху, я с не наветренной стороны его пас, было время прицелиться. И – бах! – с одного выстрела завалил сохатого. Здоровенный – жуткое дело. Ну, отрезал я от него одну ляжку, завалил себе на плечо, иду дальше. Километров пять протопал, вдруг хруст. Выглядываю из-за куста – сохатый. Срываю винтовку и, почти не успевая прицелиться – бах! – не поверите, тоже с одного выстрела завалил другого сохатого. Подхожу к нему, глядь, а он – еще больше первого. Что же делать-то?! Отрезаю и от этого ляжку и заваливаю себе на другое плечо. Тяжело – страшное дело. Ну топаю, значит, кое-как дальше… Черт, во рту пересохло. Налейте махануть, мужики. – Он опрокинул в себя полстакана и зажмурился. Ловко подхватил двумя пальцами кусок горячего мяса и отправил его вслед за водкой.

Остальные, затаив дыхание, слушали эти охотничьи подвиги и звуки проваливающегося куска кабанятины.

Наконец рассказчик удовлетворенно отрыгнул, запил это дело холодной водой и слегка обвел присутствующих осоловелым взглядом:

– Так на чем я остановился?

– Дак ведь, – взволнованно подсказал Денис, – две ляжки у вас на плечах!

Остальные присутствующие подтверждающе закивали.

– А… две ляжки, да? Да-да-да, – спохватился бывалый охотник. – Значит, гляжу я – две ляжки у меня на плечах. Ну, и тут я ей как засадил!

…В восемь утра на ногах были уже все, кроме Колчанова, которому дали отоспаться после ратных подвигов.

Грязнов с племянником решили устроить гонки на своих машинах через заснеженное двухкилометровое поле до давешнего столба у опушки, куда, на воображаемую финишную прямую, в качестве арбитра послали Турецкого. И сам не зная зачем, забросив «калашникова» за спину, он потопал к опушке.

Отмахал с полчаса, но не дошел еще до столба метров тридцати, как услышал далеко позади рев моторов. Нетерпеливые родственники, не прогрев как следует двигатели, уже взяли старт. Денис на своем «форде» сделал это легко и красиво, а вот у Славы сразу же что-то не заладилось. Впрочем, племянник держался великодушно и не разгонялся слишком быстро. С другой стороны, на таком поле больше восьмидесяти километров в час, даже при всем желании, сделать было нельзя.