Китайский алхимик - Лин Гамильтон Страница 22

Помню тот момент, когда я решил, что Линфэй вполне может оказаться моей пропавшей сестрой. После откровений У Пэна я почти не навещал свою семью. Выполнив все необходимые обязательства, я больше не искал возможностей увидеться с родными. Однако мои чувства к семье не распространялись на тетушку Чан, которая была нашей преданной и любимой прислугой, дальней родственницей моей матери. Толчком послужила наша случайная встреча, когда она выходила из буддистского храма после молитвы. Все в моей семье буддисты, мать — особенно верующая женщина. Мой прадед приобрел у хваткой представительницы императорской фамилии, некоей принцессы Аньлэ, удостоверение о посвящении в сан за тридцать тысяч медных монет, чтобы избежать уплаты налогов, как все священнослужители. Однако он не жил в монастыре, не соблюдал обет безбрачия, о чем свидетельствуют его многочисленные отпрыски. Нынешний Сын Неба отменил освобождение от налогов и вновь занес нас в списки налогоплательщиков, что очень расстроило мою семью и сильно потрясло меня, когда я стал достаточно взрослым, чтобы понимать.

Тетушка Чан любила пропустить пару рюмочек своего излюбленного «Придворного светлого пива Жабьего кургана». Во время своего проживания во дворце я понял, что это низменный напиток, но тетушке Чан он нравился, и я иногда водил ее в трактир. Она пила, а я ел клецки. Когда ей становилось хорошо, я использовал эту возможность, чтобы расспросить о сестре.

— Я только знаю, — ответила тетушка Чан, — что твой отец очень на нее рассердился, когда она не пришла ночевать. Я знаю, он понял, что это было связано с каким-то юношей. Твоя сестра влюбилась в кого-то из Стражи Золотой птицы, из тех, что стоят на посту у восточных ворот. Поэтому она спокойно осталась на улице, когда закрыли квартал. У твоего отца были на нее другие планы. Она прекрасно играла на музыкальных инструментах, и с ее помощью он желал повысить свое положение, уговорив принять дочь в императорский дворец. Если бы она понравилась императору, твоя семья пошла бы в гору. Их могли бы пригласить во дворец, они стали бы доверенными лицами старших мандаринов.

— Это и случилось потом? Она где-то во дворце?

— Не знаю. Мне только известно, что она ушла с твоим отцом. Он вернулся, а она нет. То же случилось и с тобой. Но в отличие от тебя, я больше не видела и не слышала о твоей сестре. Мать совсем не упоминает ее имени и не позволяет этого делать никому в доме.

До этой секунды, мне и в голову не приходило, что я должен искать сестру во дворце, в гареме Сына Неба. Отсюда, полагаю, и возникли мои подозрения насчет Линфэй. Всякий раз, когда я видел ее, я внимательно разглядывал ее черты, пытаясь понять, действительно ли она моя старшая сестра или нет. Было две сложности. Во-первых, со мной она всегда была накрашена. Во-вторых, я не виделся с сестрой почти десять лет. Когда она исчезла, мне было всего пять. Ее лицо почти стерлось из моей памяти, и я видел его отчетливо лишь во сне. Я внимательно прислушивался к голосу Линфэй, но он мне ни о чем не говорил. Это был голос взрослой женщины, а не молодой девушки.

Однако у меня было достаточно возможностей изучать Линфэй. После нескольких месяцев моего общения с ней она попросила кое-что для нее написать. Я решил, что это письмо семье, что поможет разрешить загадку, но все вышло не так. Вместо этого я начал писать подробный рецепт изготовления искусственного жемчуга. Я ничем не выдал себя, но пытался запомнить написанное, поскольку в гареме жемчуг пользовался большим спросом.

Но ее просьба меня разочаровала. Моя сестра умела писать, как и я, и мои братья, поэтому я пришел к выводу, что Линфэй — не та, кого я ищу. Я был в отчаянии, пока она не сказала мне, что я сэкономил ей много времени, написав это письмо, и дал возможность изучить заметки, которые она делала во время предыдущих опытов. Это означало, что Линфэй умела читать, и ко мне снова вернулась надежда. Линфэй попросила меня прийти через два дня.