Личный оборотень королевы - Елена Арсеньева Страница 21

Чтобы спасти «искусство» Маршевой от главного, Лидия пыталась придумывать ей разные псевдонимы и правила ее заметки с особенной виртуозностью. Однако у Василия Ивановича развился на эту авторшу какой-то патологический нюх. Все его резолюции заканчивались неизбежным: «В корзину!», и ни единого рассказика знахарки бабы Кати (об этом писала Маршева) Лидия так и не смогла пропихнуть в номер – только нарывалась на неприятности.

Маршева, наверное, в конце концов устала биться как рыба об лед о скептицизм главного редактора. И вот уже месяца три ничего от нее не поступало. Лидия по ней скучала, потому что это было для нее счастье – общаться (хотя бы виртуально!) с людьми, у которых отношения с реальностью столь же сложные, как у нее, но которые доверяют причудам своего воображения – в отличие от нее…

Разумеется, она лучше откусила бы себе язык, чем призналась главреду или прочим сотрудникам (всего в редакции работали пять человек) в том, что и сама может поведать миру некоторое количество историй, которые вполне сгодились бы для журнала. Ее видения, которые иногда сбывались, иногда нет, то пугали ее, то радовали, иногда бывали мучительны. Однако, когда эти самые «причуды воображения» слишком уж донимали Лидию, она просто-напросто описывала их и отправляла в редакцию с «левого» электронного адреса, под чужим именем.

Этих заметок главный не возвращал и автора М. П. Шелестову очень даже хвалил. Марья Павловна Шелестова – так звали любимую бабушку матери Лидии, и Наталья Сергеевна о ней дочери много рассказывала. Бабушка успела повоевать в Гражданскую, несмотря на молодость, и в советские годы была персоной весьма знаменитой. При этом юная большевичка происходила из богатой, родовитой семьи. Конечно, она об этом на всех углах не кричала, однако Наталье как-то обмолвилась, что ее назвали в честь какой-то ее прабабушки, которая то ли спасла кого-то, то ли преступников выследила, но толком никто ничего не знал: все это, к сожалению, сокрылось в непроглядном тумане прошлого.

«Может, М. П. Шелестова про железного волка напишет?» – подумала Лидия, вспоминая свои последние видения, но мурашки прошли по телу, и она поняла, что ничего о кровавом происшествии нынешней ночи писать не станет. Во всяком случае, пока. Слишком страшно!

И еще неизвестно, как все это закончится… Может, ее возьмут да и арестуют! А что? Табунов исполнен такой лютой ненависти к ней и такой непоколебимой решимости! Папа Саша, конечно, костьми ляжет, но… неохота, чтобы он ложился, да еще костьми!

И вдруг она увидела отца лежащим на газоне с окровавленной грудью. Волк, железный волк бежал прочь, воровато оглядываясь и припадая на одну переднюю лапу, которая была изранена…

Лидия резко села.

– Эй, барышня, вы там заснули, что ли? – раздался голос отца. – Приехали. Зову, зову, а ты ноль внимания!

– Да, я нечаянно заснула, – с трудом выговорила Лидия, стараясь отогнать кошмар.

– Ну еще чуточку потерпи, – сочувственно сказал отец, выбираясь из машины.

Но «чуточка» неожиданно растянулась. Мама, которая уже вся изнервничалась, пожелала узнать, что произошло. Лидия попыталась отделаться парой слов, но мама требовала подробностей. На счастье, вступился отец, напомнив, что Лидии завтра к половине одиннадцатого на допрос к Грушину, ей надо отдохнуть.

Лидия наконец-то забралась под душ, а потом с наслаждением вытянулась в своей кровати, на своей любимой подушке, под своим теплым и уютным одеялом, в своей комнате, среди своих книг, дисков, старых, еще бабушкиных, виниловых пластинок, среди своих любимых цветов – цикламенов, которые с уникальным постоянством цвели и цвели, даже когда все цикламены в мире впадали в летнюю спячку.

– Они ждут, что ты вернешься, – как-то раз сказала мама, которая, конечно, очень скучала по дочери, хотя и смирялась с уговорами отца, что женщине в возрасте Лидии нужно жить одной, если она хочет как-то устроить свою личную жизнь.

Лидия жила одна, личная жизнь то устраивалась, то расстраивалась, цикламены ждали-ждали…

Она думала, что уснет немедленно, лишь только коснется головой подушки, но мешали голоса родителей. Надо же, а раньше они ей не мешали. Привыкла жить одна. Наверное, это плохо. Вообще надо бы замуж выйти и ребенка завести, но как же она сможет спать под детский плач?

Не сможет, да и никто не может. Детей убаюкивают, утихомиривают, а только потом спят! Ну а пока надо бы утихомирить маму с папой Сашей.

Лидия со вздохом встала и пошла к двери, но невольно прислушалась и замерла. Ага, мама все же вытянула – ну а как могло быть иначе?! – из отца подробности случившегося и теперь возмущалась агрессивностью Табунова.

– Да, с ним надо быть осторожным, – соглашался Дуглас. – Понимаешь, жертвой одного из подобных убийств была его жена… Он жаждет мести!

– Нет, ну при чем тут Лидия? – сердилась мама.

– Ну ты же знаешь: жажда мести – странная штука и страшная, ломает психику на раз. Бывает, что человеку главное – выпустить из себя этого демона, а на кого его натравить – не важно. Именно поэтому часто убивают семью врага, которого не могут настигнуть. Демону мести все равно, на кого накинуться. Все, Наташа, давай спать, а то мы Лидии мешаем, по-моему.

Лидия вернулась в постель.

Демон мести! Сильно сказано, однако очень точно. Вообще есть что-то демоническое, роковое в том, что произошло нынче ночью. Парни на нее напали и ограбили – и были за это наказаны. Но слишком жестоко. И наказание это – или случайное совпадение? Конечно, совпадение, вряд ли голая проститутка изображала из себя Робин Гуда и постоянно патрулировала улицы в поисках обиженных и оскорбленных!

Кстати, о Робин Гуде… Он вроде возвращал беднякам награбленное? Где-то там, среди вещей, вывернутых из карманов убитых, должен лежать кошелек Лидии. Или его не было? Кошелек ей не вернули. А почему должны были вернуть? На нем же нет этикетки: «Собственность Лидии Дуглас». Да она, кажется, вообще забыла сообщить Грушину, что парень его забрал… Денег там было не бог весть сколько, но дисконтных карт реально жаль. Особенно из любимого магазина «Гленфилд», где Лидия покупает чудесный итальянский трикотаж – мягкий, удобный, стильный, но довольно дорогой. А дисконт несколько примиряет с тратами… Еще именную карту из «Спара» жалко, аптечные карты… все жалко!

Нужно, конечно, завтра сказать Грушину, что в вещах убитых должен остаться ее кошелек, вдруг его нашли?

Вообще странно, думала Лидия, что она размышляет о столь меркантильных вещах и совершенно не чувствует жалости к этим парням, убитым так зверски. Если бы не появилась та фантастическая особа, неведомо, что они сделали бы. А вдруг бы Лидию изнасиловали?! Хотя нет, вроде бы ее записали в бабушки! Но она теперь отомщена и за свой страх, и за нанесенное ей оскорбление…

Само собой, это случайное совпадение, но… те, кто отправляет свои заметки в журнал «Непознанное», убеждены, что случайностей не бывает.

Может, и в самом деле не бывает?

Ох, да сколько еще об этом думать, вспоминать это? Лидия так старательно пыталась отогнать от себя ужас случившегося, что чувствовала, как у нее машинально шевелятся кисти рук, которыми она себе помогала.