Решальщики. Книга 4. Развал. Схождение - Андрей Константинов Страница 21

— Погоди, я не понял? А зачем же тогда она к тебе и ты к ним… ходите? Смысел тратить такие деньжищи?

— Вот и я все думаю: в самом деле — зачем? Ходит регулярно, словно бы повинность отбывает. Но при этом порой так зыркнет, что…

— Что?

— Ощущение — словно бы она меня насквозь видит. Смотрит, и в глубине души глумится. Дескать, давай-давай мели, Емеля…

— Даже так?

— Даже и не так. И еще! Мне оно, конечно, ехало-болело, что там мои клиентки в сумочках носят.

— И что же они носят?

— Хм… возможно, я нарушаю некую корпоративную этику…

— Да хорош уже телиться! Телись! Бр-р, в смысле — колись!

— Короче, только тебе! Как бывший опер бывшему оперу.

— Могила!

— Цыц! К ночи — не поминай!

— Пардон.

— Короче, один раз эта сучка Глинская полезла в сумочку за деньгами и свистанула упаковку таблеток. Лекарство это — наркота лютая.

— Ты это точно знаешь?

Серафим посмотрел на Петрухина печальными, словно бы временно протрезвевшими глазами:

— Когда у меня мать от рака угасала, я куда только не обращался, чтоб такие обезболивающие достать. Но! Даже мне, с моими бэховскими корочками… Только в стационаре, под строжайшим надзором и сугубо в гомеопатических дозах. Вот я и меркую… На хрена этой Глинской такие штуки, и где она их брала? Хотя… За ихние бабки — луну с неба достанешь…

* * *

— Выходит, Федька всё? На ладан дышит? Только за счет наркоты и держится? — мрачно умозаключил Брюнет.

— А у этой Ольги что? Соответствующее медицинское образование? — спросил Купцов. — Я это к тому, что обычно на такой стадии больных помешают в хосписы.

— Образование у нее культурологическое. То бишь — никакое. А что касается ладана… — Петрухин криво ухмыльнулся. — Учитывая, что госпожа Глинская беременна — всем бы нам такой. Ладан.

— Чего-чего? Да не может такого быть! Бред! Федька уже полгода как — и не ходячий, и не… хм… стоячий!

— Так, может, ребенок не от мужа? — рассудил Леонид.

— Во-от! Наконец-то забрезжила хоть какая-то здравая мысль!

— Сдается мне, Виктор, что он хочет нас обидеть?

— Да кто вас, красивых, обидит — дня не проживет… И еще одно! Помните фразу Вострикова, что наркотик сей следует давать «сугубо в гомеопатических дозах»? Так вот я специально справлялся у людей сведущих, и они рассказали, что, если пичкать им человека в микродозах, процесс угасания может растянуться на год. А то и на два.

— Ты хочешь сказать, что она его… что Глинская его не лечит, а травит?

— Наркотики не лечат — всего лишь снимают болевые ощущения. Но, думается мне, глагол «травит» в данном контексте абсолютно уместен.

— Вот тварь! — взбешенно вскинулся Виктор Альбертович. — Да я ее! Да я собственными руками эту стерву…

— Реакция предсказуемая. Отчасти — правильная. Но — непродуктивная.

— А ты что предлагаешь? Встретиться с ней и сказать, что так делать нехорошо? — ощетинился Брюнет. «Внутрях» у которого сейчас все буквально клокотало.

— Если бы в квартире Глинских нашли эти самые наркотики, сыскался бы и железный предлог для предметного разговора.

— По таким косвенным данным санкцию на обыск никто не подпишет, — выказал свое сомнение Купцов. — Да еще и не факт, что она хранит их дома.

— Согласен. Не факт. Значит, для начала надо зайти к Глинским самостоятельно и самим провести первичный осмотр.

— И как ты, Димка, себе это представляешь?

— Пока не знаю.

— Зато я знаю! — громыхнул Виктор Альбертович и протянул руку за мобильником. — …Алло, Настя? Привет, это Виктор. Да… Слушай, нам нужна твоя помощь. Вернее, помощь вашей домработницы. Той, которая Лариса Васильевна… Да… Вопрос жизни и смерти Федора…

* * *

Тем же, по-прежнему праздничным, вечером решальщики, получив на этот раз подкрепление в образе и подобии самого «Хозяина Всея Магистрали», сидели в микроавтобусе, терпеливо дожидаясь сигнала-отмашки от домработницы Глинских.

— Сегодня у Ольги традиционный фитнес, — объяснил Брюнет и посмотрел на часы. — Так что минут через десять должна свалить из дома.

— Так ведь праздник же?

— А красивые тостов не соблюдают.

— Ну, насчет красоты там еще можно поспорить, — не согласился Петрухин. — На мой взгляд, малость худосочна.

— Зато титьки какие! У-у-у! — немедля парировал Виктор Альбертович.

— И от кого я слышу подобные речи? От почтенного Главы почтенного семейства Голубкини! Ужо я настучу Алине.

— Я тебе настучу! По дыне!

— А в каком фитнес-центре занимается Глинская? — вернул разговор в рабочее русло Купцов.

— Лариса Васильевна точно не знает. Где-то на Казанской.

— Значит, времени у нас — вагон и маленькая вагонетка, — резюмировал Дмитрий. — Кстати, Витя, когда будешь общаться со стариком Глинским, невзначай поинтересуйся: составлено ли у него завещание, кому отходят квартира, бизнес и прочие радости жизни.

— Уже.

— Что «уже»?

— Поинтересовался. Так сложилось, что мы с Федором пользуемся услугами одного нотариуса.

— Но ведь сообщать такие сведения постороннему лицу — это… это грубейшее нарушение всех юридических норм?!

— Леонид Николаевич! — закатил глаза Брюнет. — Я тебя умоляю!

— И что же сказано в завещании Глинского?

— Первой жене, Насте, отписана их старая квартира в Лигово. Все остальное отходит Ольге. Даже с учетом неважнецкого состояния бизнеса общая цифирь может составлять порядка четырех миллионов баксов.

— Оп-па! Вот это я понимаю! — восхищенно протянул Петрухин.

После чего достал портмоне, приоткрыл его и зашептал:

— «Здравствуй, царь медяной, серебряный и золотой. Здравствуй и живи при мне, при моем кошеле. Ключ, замок, язык. Аминь, аминь, аминь».

Коллеги по приватному сыску посмотрели на Дмитрия, мягко говоря, с удивлением.

— Борисыч, ты это чего? Перетрудился малость?

— Не, похоже, у него просто крышняк поехал, — предложил свою версию Купцов. — От озвученной тобой суммы. Нолики закатились за ролики.

— Дикие люди! Это же заговор на деньги, из книжки Серафима! Ну, и чего вы на меня вылупились? Я, может, тоже хочу. Четыре миллиона…

В следующий момент на кармане Брюнета заголосила трубка: это домработница Глинских маякнула о том, что хозяйка отчалила из квартиры.