Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина - Андрей Мягков Страница 21

— Но отчество у Игоря?..

— Николаевич, отцовское.

— А почему фамилия?..

— Это дурацкая история. Когда я вернулась из роддома и первый раз вышла с завернутым в одеяльце сыном на прогулку — соседи к тому времени все уже об уходе Николая знали… — Клавдия Григорьевна, безусловно, была хорошо осведомлена, что улыбка ее украшает, и часто этим пользовалась, — вы слышали такую поговорку: не было у бабы ЗАБОТ — купила баба порося?

— Д-д-а-а, — неуверенно признался Мерин.

— Так вот, когда я проходила с сыном на руках мимо сидящих у подъезда соседок, одна из них сказала: «Не было у бабы ЗАБОТкина — купила баба порося». И все рассмеялись. Мне так обидно стало: она моего сына поросенком назвала. Я больше на улицу выходить не хотела. Мы даже со временем на другую квартиру переехали с сыном — обменяли на меньшую, у нас была на Тверской.

— Скажите, а чем занимался?..

Клавдия Григорьевна не давала Мерину договорить, улавливала смысл его вопросов с первых же слов.

— Когда мы познакомились, он занимался бизнесом: где-то что-то покупал, куда-то отвозил и кому-то продавал. Я не очень в курсе дела. Бизнес. Но это был 82-й год, тогда это как-то по-другому называлось. Спекуляция, если не ошибаюсь.

— Он признал?..

— О нет, видеться не претендовал, от алиментов я отказалась. Коля оказался не очень любящим отцом, они до сих пор так и не виделись.

— А сейчас?..

— Он за границей. В Париже, кажется. Его здесь в девяностом пятом посадили как теневика, дали пять лет, он отсидел два и уехал за границу.

— Освободился досрочно за?..

— Не совсем «за», но я не очень в курсе. Откупился, думаю.

— Понятно. Вы извините меня, я сейчас. — Мерин поднялся.

— Да, да, конечно, это вы меня извините, я сама должна была: по коридору налево, у нас совмещенный, розовое полотенце.

Руководитель следственной бригады покраснел, пробурчал что-то невнятное и буквально через мгновение, чтобы ни у кого и мысли не возникло о пользовании им иногда туалетной комнатой, вернулся и выставил на стол перед хозяйкой квартиры небольшую коробочку.

— Скажите, Клавдия Григорьевна, как попали к вашему сыну эти предметы?

Та провела равнодушным взглядом по желтому блеску драгоценностей, подняла на Мерина глаза.

— Что это?

Мерин неотрывно смотрел на женщину: на продувную бестию она никак не тянула, спокойствие, похоже, было подлинным — ни одна жилка на ее лице не шелохнулась, но наивность вопроса его сильно смутила. Он молчал. Клавдия Григорьевна повторила вопрос.

— Что это? Где вы их взяли?

— В комнате вашего…

— В комнате Игоря?!

Удивление опять же выглядело неподдельным, только в округленных вскинутыми бровями глазах замелькали искры недоверия.

— Вы нашли это в комнате Игоря?!

— Откуда это у него?

— Понятия не имею. Он не часто делится со мной своими планами — мужчины скрытны, а в комнату этого мужчины я не захожу шесть лет уже, с его семнадцатилетия.

— И все-таки, как вы думаете, где он мог их… — Сева выдержал небольшую паузу, — взять?

— Обменял где-нибудь. Это у него с детства: обязательно унесет из дома что-нибудь, обменяет себе в ущерб, как правило. От отца, должно быть.

— Вы знаете приблизительную стоимость этих вещей?

— Они что, золотые?

— Более чем.

— И камни? — Клавдия Григорьевна, обнаруживая сильную близорукость, поднесла к глазам золотую брошь с многокаратным бриллиантом. — Вы хотите сказать, что это драгоценный камень?

Мерин в очередной раз промолчал, и ей пришлось повторить вопрос.

— Драгоценный?

В комнату вошел проводящий обыск сотрудник, зашептал в меринское ухо:

— Там, на стене, фотографии… черно-белые, в рамках, хочешь взглянуть: любой Хастлер отдыхает… — он захихикал.

Клавдия Григорьевна недвусмысленно навострила ушки, и это не проявляемое ею доселе любопытство к происходящему не осталось незамеченным.

— Василий Степанович, говорите, пожалуйста, вслух. Какие могут быть секреты от хозяйки дома по поводу фотографий на стене комнаты ее сына? Правда же? — Он повернулся за подтверждением своих слов к сидящей напротив женщине.

Сотрудник несколько смутился, кашлянул, но приказ, есть приказ.

— Там, на стене, фотографии Клавдии Григорьевны.

— Ну и что? — По неожиданно побледневшему лицу матери Игоря Каликина Сева понял то, что в большинстве случаев даже предположить трудно. — И что? Что в этом особенного? Ну фотографии…

— Они там в позах, — промямлил сотрудник.

Мерин, не отрывая глаз от застывшей женщины, продолжил:

— Василий Степанович, я очень прошу вас — изъясняйтесь понятнее. Что значит «в позах»? Кто «они»? Каких позах?

— В этих… в порнографических… Камасутра… С мужчиной…

— Ну вот что! — Вальяжная, демонстративно спокойная до этого момента женщина неузнаваемо изменилась: она резко поднялась, ударила кулачком по столу, стеариновую маску лица покрыли красные пятна. — Стоп! Это уже выходит за пределы вашей компетенции! Вы милиция, а не сотрудники отдела по соблюдению нравственности, тем более что в этих фотографиях нет и намека на то, что возбудило ваше блудливое воображение! Будьте любезны заниматься своим делом! И только своим!

— И действительно! — в тон ее пафосу вступил Мерин. — Сержант Степанов! Будьте добры заняться вверенным вам в обязанность делом: переснимите на фотографическую пленку все поразившие ваше воображение снимки для предоставления их в органы министерства внутренних дел на предмет исследования и возможного использования в деле раскрытия совершенной кражи и покушения на убийство. Действуйте!

И когда подавив в усах смешок сержант Степанов с солдатским «Есть действовать!» скрылся за дверью, руководитель следственной бригады по особо важным делам повернул к разгневанной даме, как выражается майор Трусс, извинительную мину своего улыбающегося лица.

— А мы еще немножко побеседуем, не возражаете? Присядьте, пожалуйста.

Каликина послушно села, потянулась к лежащей на столе сигаретной пачке, по дороге передумала и, силясь погасить не красящую ее гневную вспышку натужно улыбнулась.

— Простите, не люблю, когда… когда… — она поискала слово, — когда… Не люблю, когда не своими делами…

— Так кто же это любит, абсолютно с вами согласен. Поэтому давайте займемся нашими. Да?

— Давайте. — Улыбка продолжала блуждать на лице не вполне еще пришедшей в себя женщины.

— Клавдия Григорьевна, я так понимаю, обстоятельства появления этих предметов в вашей квартире, — он взвесил на ладони коробочку с драгоценностями, — вам неизвестны.