Полторы минуты славы - Светлана Гончаренко Страница 21

— А если это кто-то из наших творцов с криминалом связан? — предположил Самоваров.

— Проверяем. Девочек особенно — вдруг прицепился какой-нибудь крутой поклонник таланта. Но пока ничего. И Карасевич этот, как на грех, пропал — то ли убрали его, как свидетеля, то ли сам набедокурил и смылся, то ли загулял… Личность он чересчур маститая, и губернатор нас достал! Я весь в мыле.

Самоваров налил коньяку в широкие рюмки-тюльпаны.

— Это что за баловство? Стопки давай, — запротестовал Стас.

— В стопках ты аромата не распробуешь.

— А чего его пробовать? Аромат известный — клоповый. Ты пирожки подвинь, те, что с курятиной!

Стас энергично заработал челюстями. Мужественные желваки заиграли на его впалых щеках.

— Вкусно!

— Представь, каковы они были с пылу с жару. Мне еще тепленькими достались, — сказал Самоваров. — Кстати, эта зубодерша — женщина одинокая.

— Угу, в курсе. Веселая вдова! И готова удавить меня ради своего кудрявого сынка. Так что, Колян, не лезь со своими намеками. На баб у меня иммунитет — минимум на полгода.

— Из-за химии, да?

Этой зимой Стас как раз пережил один из своих безнадежных романов: какая-то школьная химичка, на вид вполне приличная женщина в очках, вознамерилась женить его на себе. Стас сопротивлялся вяло. Дело дошло даже до генеральной уборки в малосемейке. Платяной шкаф с середины комнаты химичка задвинула в самый дальний угол. От этого Стасу начало казаться, что его ограбили, и он подолгу искал утром рубашку. Спартанское ложе Стаса облеклось новыми простынями в сиреневый семейный цветочек. Дело ладилось!

Одно было плохо: Рыжий и химичка с первого взгляда невзлюбили друг друга. Война между ними началась сразу, и не на жизнь, а на смерть. Рыжий жестоко царапал руку потенциальной хозяйки при любой попытке погладить его несимпатичную клиновидную голову. Ночами он гадким голосом завывал под почти супружеской кроватью. Это случалось всегда в самые патетические и жаркие моменты. А однажды он утащил химичкину норковую шапку под диван и там обсосал ее, превратив в омерзительный мокрый ком.

Химичка не осталась в долгу. Она неустанно чернила Рыжего в глазах хозяина. Стас даже начинал ей верить, особенно когда сушил полотенцем обсосанную шапку. Но пришел день, когда Стас невзначай увидел, как его избранница со злобной усмешкой пнула Рыжего в поджарый бок.

Стас немало повидал в жизни жестокого и страшного. Но все-таки он был глубоко уязвлен. Собственную свою душу он вдруг представил в виде этого рыжего жилистого существа, жалко пискнувшего от прикосновения враждебной женской ноги в плюшевой тапке. Это было оскорбительно. Это было гадко. Это было нестерпимо.

— Химию я давно сдал на три с плюсом и забыл, — сказал Стас Самоварову, и не было грусти в его серых бесстрашных глазах.

— Тогда, значит, никаких забот, кроме трупа на заводе? И пропавшего режиссера? — улыбнулся Самоваров.

— Что, мало? Да это хуже всякой бабы! Вот после твоих пирожков я ведь не домой пойду, а на проклятущий завод металлоизделий. Получили мы ордер на обыск фирмы «Сомерсетт», которая склад там арендует.

— Это там труп нашли?

— Нет, труп был в цехе поблизости. А рядышком, в райских кустах сирени, стоит домок-теремок, бывшая техническая библиотека. Там и хранятся товары «Сомерсетта» — судя по документам, лекарства и перевязочные средства.

— Ну и что там может быть интересного? — пожал плечами Самоваров.

— Не знаю пока. Вроде бы фирма как фирма, но все-таки одна странность у нее есть. Как только стало известно про труп, все заводские арендаторы всполошились и зашевелились: кто штат охранников увеличил, кто сторожа нанял, кто вообще убраться хочет подальше от подозрительного места. И только у «Сомерсетта» ноль реакции. Тихо у них, как в могиле. Понимаешь, совсем тихо. Нет их!

— Может, они еще ничего не знают? В командировку уехали или что-нибудь в этом роде?

— Все поголовно? — усмехнулся Стас. — Тогда они очень далеко уехали, в свой родной Сомерсетт. Кстати, что это такое?

— Кажется, что-то в Англии — графство, что ли. А может, остров? Нет, скорее побережье.

— Ты всегда у нас был очень умный и эрудированный, — похвалил друга Стас. — Англия, говоришь? Хорошо. А чем Англия славится? Туманами. Как и наша фирма! Юридический адрес у «Сомерсетта», естественно, липовый. Даже улицы такой нет — Садово-инвентарной. Садомазо какое-то, не находишь? Конечно, может, это вполне невинные жулики. Повтори-ка, что слово «Сомерсетт» значит?

— Я же говорил — графство. Нет, побережье… Не помню! В Англии это.

— А если не в Англии? — допытывался Стас.

— Тогда в Штатах. Или Канаде.

— Балда! Там все Сомерсеты с одной «т», а наш-то с двумя! — торжествовал Стас. — Составлено слово из фамилий учредителей — Сомов, Ермаков и Сеттуев Арслан Сосланович.

— Лихо! — улыбнулся Самоваров. — Где же теперь эти трое?

— Бес их знает. Сгинули! Паспорта у них вроде бы подлинные были, наши, нетские. Во всяком случае, о потере документов никакие лопухи с соответствующими фамилиями пока не заявляли. Правда, по месту регистрации никогда наши бизнесмены не проживали. А прописаны они все вместе, кучно, в одной развалюшке. Это в частном секторе, и живут там три древнейшие карги. Младшей восемьдесят два. Слух, зрение, память у всех троих, как на подбор, — нуль. Никаких Арсланов Сослановичей никогда, говорят, в глаза не видали. Так что склад в технической библиотеке — единственная наша зацепка. С чего это вдруг сомерсеттовцы попрятались, как думаешь?

— Шума не хотят, вот и затаились, — предположил Самоваров.

— Или вообще дали деру. Может, они не причастны к убийству, а где-то по своей коммерческой линии нагадили? Может быть. А может, и нет. Кабы знать! Вот если мы теперь… Ого, твои часики бьют! Точно шесть? Они не врут? Тогда мне пора. Все, еду!

Стас неохотно поднялся с дивана. Самоваров собрал пироги в пластиковый пакет и протянул другу, бесприютному сыщику.

Тот великодушно оттолкнул сверток:

— Себе оставь. Ведь вкусные!

— Домой мне их нести, что ли?

«Почему бы не домой? Жена у тебя красотка, а готовит-то не очень», — подумал Стас, но пакет взял.

От двери он повернулся и назидательно сказал:

— Колян, так и быть — пироги я съем. Но ты смотри, не подавай никаких надежд этому черноглазому художнику. Пара воспитательных пинков ему не помешает. Сколько можно держаться за мамину юбку!

Из всех возможных скоростей этот водоворот выбрал самую мучительную, самую медленную, выматывающую, смутную — ту, от которой больше всего кружится голова. На каждом витке боишься ухнуть в бездну, а погружаешься только самую малость. Это значит, что вертеть тебя будут еще долго, и сердце снова противно и трусливо будет ныть. И дух будет так же спираться, и темнота так же пятнисто будет плыть в невидящих глазах. Без конца, без конца…