Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой - Софи Ханна Страница 21

– Да, только я не поэтому глядел, сэр. Я глядел потому, что знаю ее, вот почему. Взглянул на нее в первый раз и говорю себе: «Сэмми, ты знаешь эту леди».

Пуаро заворочался на стуле. Посмотрел сначала на меня, потом на Кидда.

– Если вы знаете, кто она такая, мистер Кидд, то скажите и нам.

– Не могу, сэр. Уж я ломал-ломал себе голову, когда она убежала. Не знаю я, откуда я ее знаю или как ее зовут, ничего такого. И к котлам она не имеет отношения, это точно. Утонченная такая. Настоящая леди. С такими, как она, я вообще не знаком, но ее почему-то знаю. Ее лицо – вчера вечером я видел его не впервые. Нет, сэр. – Сэмюэль Кидд покачал головой. – Вот загадка так загадка. Я бы сам ее об этом спросил, прямо там, да только она убежала.

Тут я подумал: из множества людей, которые убегают, завидев кого-то, найдется ли хотя бы один, кто бежит не потому, что боится именно этого – расспросов.

* * *

Вскоре после того, как я отправил восвояси Сэмюэла Кидда, наказав ему порыться как следует в своей памяти на предмет имени таинственной дамы и того, когда и где он мог свести с ней знакомство, констебль Стэнли Бир доставил в «Плезантс» Генри Негуса.

Мистер Негус был куда приятнее глазу, чем Сэмюэль Кидд: красивый мужчина лет пятидесяти, с серо-стальной шевелюрой и мудрым лицом. Одет он был хорошо, говорил мягко. Мне он понравился сразу. Чувствовалось, что Негус горюет, потеряв брата, хотя на всем протяжении нашего разговора выдержка не изменила ему ни разу.

– Пожалуйста, примите мои соболезнования, мистер Негус, – сказал Пуаро. – Мне очень жаль. Ужасно потерять человека столь близкого, как брат.

Тот благодарно кивнул.

– Что я могу сделать для вас – любая помощь, – я охотно окажу ее. Мистер Кэтчпул говорит, у вас есть ко мне вопросы?

– Да, месье. Имена Харриет Сиппель и Ида Грэнсбери – они вам знакомы?

– Это другие двое, которых?.. – Генри Негус умолк, когда Фи Спринг подошла с чашкой чаю, заказанной им сразу, едва он вошел.

Когда она ушла, Пуаро ответил:

– Да. Харриет Сиппель и Иду Грэнсбери тоже убили в отеле «Блоксхэм» вчера вечером.

– Имя Харриет Сиппель ничего мне не говорит. Ида Грэнсбери много лет назад была помолвлена с моим братом.

– Так вы знали мадемуазель Грэнсбери? – Голос Пуаро затеплился азартом.

– Нет, я никогда ее не встречал, – сказал Генри Негус. – Имя, конечно, знал, по письмам Ричарда. Мы с ним редко виделись в то время, когда он жил в Грейт-Холлинге. Больше переписывались.

Тут я прямо почувствовал, как у меня в голове что-то щелкнуло, приятно, мягонько так, когда еще один фрагмент этой головоломки встал на свое место.

– Ричард жил в Грейт-Холлинге? – переспросил я, изо всех сил стараясь не выдать своего изумления. Если Пуаро удивился, как и я, то он и виду не подал.

Одна деревня соединила все три жертвы убийства. Я несколько раз повторил про себя ее название: «Грейт-Холлинг, Грейт-Холинг, Грейт-Холлинг». Все, казалось, указывало в одном направлении.

– Да, Ричард жил там до тысяча девятьсот тринадцатого года, – сказал Негус. – У него была юридическая практика в Калвер-Вэлли. И он, и я, мы оба там выросли – в Силсфорде. Потом, в тринадцатом, он поселился со мной, в Девоне, где и живет с тех пор. Точнее… жил, – поправил он себя. Его лицо внезапно осунулось, словно известие о смерти брата настигло его только что и придавило всей своей тяжестью.

– Ричард никогда не упоминал при вас кого-нибудь из Калвер-Вэлли по имени Дженни? – спросил Пуаро. – Или вообще кого-нибудь с таким именем, неважно, из Грейт-Холлинга или нет?

Повисла бесконечно долгая пауза. Потом Генри Негус ответил:

– Нет.

– А человека с инициалами Пи Ай Джей?

– Нет. Он упоминал лишь одного человека из той деревни, свою невесту Иду.

– Позвольте мне задать вам один деликатный вопрос, месье: почему помолвка вашего брата не увенчалась браком?

– К сожалению, этого я не знаю. Мы с Ричардом были близки, но говорили больше об идеях, чем о людях. Философия, политика, теология… у нас не было обыкновения расспрашивать друг друга о личных делах. Все, что я знаю с его слов об Иде, это что сначала они были помолвлены, а после девятьсот тринадцатого года расстались.

– Attendez. В тринадцатом году его помолвка с Идой Грэнсбери заканчивается, и он покидает Грейт-Холлинг и переезжает жить в Девон, к вам?

– Да, ко мне, к моей жене и детям.

– Он оставил Грейт-Холлинг для того, чтобы не встречаться больше с мисс Идой Грэнсбери?

Над этим вопросом Генри Негус задумался.

– Думаю, что отчасти да, но не только. Ричард возненавидел Грейт-Холлинг ко времени своего отъезда из деревни, и вряд ли в этом была виновата одна Ида Грэнсбери. По его собственным словам, в этой деревне не было камня, который не внушал бы ему отвращения. Но он не объяснял почему, а я не спрашивал. Ричард всегда очень хорошо умел дать понять, что сказал все, что хотел сказать. Как я помню, его приговор деревне был оглашен именно в таком духе: «И не о чем тут больше говорить». Может быть, если бы я попытался узнать больше… – Генри умолк, и на его лице появилось выражение боли.

– Не стоит винить себя, мистер Негус, – сказал Пуаро. – Не вы были причиной смерти вашего брата.

– Я никак не мог отделаться от мысли… что-то ужасное случилось с ним в той деревне. А о таких вещах стараешься обычно не говорить и не думать. – Генри Негус вздохнул. – По крайней мере, Ричард точно не хотел об этом говорить, так что и я постепенно стал держаться такого же мнения. Понимаете, из нас двоих он пользовался наибольшим авторитетом – он ведь был старшим. Его все уважали. У него был великолепный ум.

– Вот как? – Пуаро ласково улыбнулся.

– О, никто не был так внимателен к деталям, как Ричард, до того как он опустился. До этого он был дотошен во всем. Ему можно было поручить что угодно – все так и поступали. Вот почему он пользовался таким успехом как юрист – пока все не пошло не так. Я всегда верил, что настанет день, и он поправится. Когда несколько месяцев тому назад Ричард немного оживился, я подумал: «Наконец-то к нему возвращается вкус к жизни». Я надеялся, что он возьмется за дела раньше, чем проживет все свои деньги до последнего пенни…

– Мистер Негус, нельзя ли немного подробнее? – вежливо, но настойчиво проговорил Пуаро. – Ваш брат не сразу начал работать, когда переехал в ваш дом?

– Нет. Вернувшись в Девон, Ричард оставил в прошлом не только Иду Грэнсбери и Грейт-Холлинг, но и свою профессию. Вместо того чтобы открыть адвокатскую контору, он заперся у себя в комнате и начал пить.

– А. В этом смысле опустился?

– Да, – сказал Негус. – Тот Ричард, который приехал в мой дом, совсем не походил на того Ричарда, которого я знал прежде. Этот был угрюмым и кислым. Казалось, он окружил себя высокой стеной. Он никогда не выходил из дома – ни с кем не беседовал, никому не писал, сам не получал писем. Только читал книги и смотрел перед собой в одну точку, вот и все. Он отказывался ходить в церковь и не отступал от этого правила никогда, даже чтобы сделать приятное моей жене. Однажды – он тогда прожил у нас около года – я нашел Библию на верхней ступеньке лестницы у его комнаты. Раньше она лежала в ящике прикроватного столика в спальне, которую мы отдали ему. Я пытался вернуть ее туда, но Ричард ясно дал понять, что не желает иметь ее у себя в комнате. Должен признаться, что после того случая я даже посоветовался с женой, не стоит ли нам… попросить его подыскать себе другой дом. С ним стало тяжело жить. Но Клара – моя жена – не хотела и слышать об этом. «Семья есть семья, – сказала она мне тогда. – У Ричарда нет никого, кроме нас. Родственников на улицу не выгоняют». Конечно, она была права.