Секретный архив Шерлока Холмса - Сергей Мухин Страница 21

Прошла неделя. За эти дни меня никто не беспокоил, впрочем, Холмса также никто не спрашивал. И это дало мне возможность полностью погрузиться в то увлекательное занятие, коим был для меня мой роман. Я писал и писал, лишь делая перерывы на еду и сон, которые чаще всего терпеливо ждали, когда я уделю им время. В эти дни я не замечал времени суток, лишь ворчание квартирной хозяйки на мой неправильный образ жизни да случайный взгляд в окно иногда сообщали мне, что я вновь затянул с едой или отдыхом. Но всё это меня не особенно заботило. Я писал и писал, самозабвенно продвигаясь к логическому завершению захватывающих приключений главных героев. И вот, в одно утро я дописал последнее предложение, поставил точку и задумался: мой труд был завершён, значит всё, конец? Радоваться этому? Но радости я не находил. На душе стало тоскливо. Эти две недели я был там, в мире, придуманном мной. Я был не просто наблюдателем, я был участником описываемых событий. А теперь всё закончилось. Никогда до этого у меня не было подобного чувства, даже после написания стольких рассказов о приключениях моего друга. Вспомнив о Холмсе, я искренне забеспокоился. Написанный роман сразу покинул мои мысли, уступив их Шерлоку Холмсу. Мне стало стыдно за своё поведение. Я вёл себя как эгоист. Холмс, где вы, мой мудрый друг? Всё ли у вас хорошо? И, словно читая мои мысли, в распахнутых дверях комнаты появился величайший из ныне живущих на свете людей – Шерлок Холмс собственной персоной, без грима, в обычной для него одежде.

– Доброе утро, Уотсон! – весело прокричал он. – Надеюсь, я успел, и вы без меня не завтракали?

Я сидел и молчал, не в силах что-либо произнести от этого неожиданного вторжения, или, правильнее сказать, возвращения домой моего друга. Я кивнул в ответ.

– Что с вами, мой друг? Уж не заболели ли вы часом? – спросил Холмс, изменившись в лице.

– Нет, – только и смог выдавить я.

В это время вошла миссис Хадсон и стала сервировать стол. Её повседневные действия вывели меня из оцепенения, и я тотчас накинулся на Холмса с вопросами, заодно комментируя его внешний вид.

– Здравствуйте, Холмс.

– Здравствуйте, Уотсон, – усмехнулся он, а я понял, что несколько запоздал с приветствием.

– Как всё прошло? Где вы были? Вы заметно похудели…

Холмс стоял и смеялся, а когда мой словесный поток стал затихать, серьёзно произнёс:

– Всему своё время, Уотсон. Давайте сначала поедим, а то я очень соскучился по стряпне нашей дорогой миссис Хадсон, а после, за бокалом бренди, я вам всё расскажу. А пока она накрывает на стол, я быстро приведу себя в порядок, да и… – он не договорил, а сосредоточенно прошёл к химическому столу. Не прошло и минуты, как он отправился наверх, но вскоре вернулся, облачившись в свой домашний халат, и мы приступили к курице в свернувшемся яичном соусе.

Насладившись этим блюдом, что относилось не только к Холмсу, который прошедшие две недели, видимо, нормально не питался, но и ко мне, не замечавшему в предыдущие дни вкуса еды, мы с блаженным видом откинулись на спинки стульев, ожидая десерта и чая. Покончив с завтраком и благодаря нашу счастливую квартирную хозяйку, которая на славу потрудилась, давно не слышала от нас доброго слова и ощущала отсутствие должного внимания к её стряпне, сытые и довольные сели в свои кресла с бокалами бренди. Огонь весело трепетал в камине, согревая и завораживая. Холмс не спеша начал свой рассказ о том, где он был, чем занимался и чего добился. А начал он с того, что напомнил мне о моём друге:

– Мне сразу показалось странной череда смертей. Что-то здесь было не так, и я решил заняться этим делом. Не обижайтесь, мой друг, что я не посвятил вас в подробности моих планов. Я вынужден был так поступить, чтобы случайно не быть раскрытым, так как планировал пожить некоторое время в больнице в качестве пациента. Любая случайность могла поставить крест на раскрытии этого дела, так как улики были уже практически уничтожены, оставались лишь свидетели и участники, которых и предстояло найти. Зная, что возможное преступление произошло в туберкулёзном корпусе, я был вынужден очень хорошо изловчиться, чтобы вовремя харкать кровью, кашлять, заходясь на несколько минут, повышать температуру, изображая все симптомы этой болезни. И поверьте, Уотсон, это было совсем непросто, так как надо было находиться в постоянной готовности круглые сутки, все двадцать четыре часа. Не скажу, как я это проделал, пусть это будет моей тайной, хотя как врачу, наверное, вам было бы интересно разоблачить подобного симулянта, – Холмс, усмехнувшись, посмотрел на меня. Я сделал удивлённое лицо и покачал головой. Холмс рассмеялся и продолжил: – Я смог попасть в больницу и нужную мне палату только к вечеру второго дня, немало времени проведя на холоде и своим замёрзшим видом усыпив бдительность дежурного персонала. А вот дальше началось самое сложное, – Холмс залпом допил остатки бренди из бокала, встал и прошёл к химическому столу за своей трубкой.

– Попав в больницу, я первым же делом завёл хорошие отношения с медицинскими сестричками, полагая, что с их помощью будет гораздо проще справиться с моей задачей. Хорошо ещё, что беда стряслась не так давно, поэтому рассказчиков, не свидетелей, – Холмс грустно усмехнулся, – было вдоволь. Жаль, что всё уже стало обрастать слухами, от которых чаще бывает больше вреда, чем пользы, но, по крайней мере, места разыгравшихся трагедий были хорошо всем известны: уборная и лестница. Я начал с первого, так как мог посещать это место, не заботясь о конспирации. Под него было отведено довольно необычное помещение: высокий потолок порядка 13–14 футов, окно тоже достаточно высоко, около восьми футов. Но самое интересное, Уотсон, на высоте примерно десяти футов из стены торчит кольцо. Для чего оно использовалось ранее, мне выяснить не удалось. Именно оно и послужило для висельника опорой на пути к смерти.

– Холмс, а как повешенный дотянулся до этого кольца: лестница?

– В том-то и проблема, Уотсон, что дотянуться до него он никогда бы не смог. Из всех приспособлений в уборной на момент его обнаружения был лишь табурет, да и в отделении каких-то других, способных помочь совершить подобное, не было. Я попробовал дотянуться до кольца, используя имеющиеся средство, но тщетно. Чтобы достичь желаемого, нужно либо иметь что-то тонкое, гибкое, но твёрдое, например, проволоку или трос, либо обладать высоким ростом. Именно ко второму я и склонился, так как стена выше шести футов не имеет видимых следов попыток её покорить, например, царапин, что говорит в пользу высокого человека.

– Холмс, а как снимали повешенного? Отвязали верёвку или обрезали?

– Хороший и, главное, правильный вопрос, Уотсон. Всё это оказалось очень простой задачей – верёвка была просунута в кольцо и сделан узел внутри петли. Необычно всё это, так как этот узел мог помешать петле плотно затянуться. Поэтому, когда верёвку обрезали, она без особых усилий вытянулась из кольца. Ещё одна странность – табурет, как и положено, валялся перевёрнутым на расстоянии метра от стены, но на самой стене нет никаких следов от тела, которые могут возникнуть вследствие, например, конвульсий. И ещё, Уотсон, след от верёвки – он был слишком широким, по словам Миранды, сестры, в дежурство которой всё это произошло. И самое главное, не было ссадин, которые неизбежны при повешении такого грузного человека.