Белый камень - Жиль Николе Страница 21

Как и предполагалось, он назначал своим преемником отца Димитриуса, не дав себе труда объяснить выбор. Затем следовали некоторые разъяснения хозяйственного свойства, распоряжения относительно личных вещей. Ни о какой тайне или важном признании не было и речи.

Заканчивалось все коротенькой молитвой о благополучии ордена и спасении души автора завещания.

Бенжамен был немного разочарован. Откинувшись на спинку стула, он пристально вглядывался в последние строчки лежавшего перед ним документа. Вдруг он резко выпрямился и прочел вслух последние слова молитвы: «Господи, Боже мой, Пресвятая Дева Мария и все святые, простите мне мои прегрешения, простите меня, проведшего всю жизнь в невидимой брани во имя добра, упорствуя в молчании ради того, чтобы быть уверенным в том, что не послужу врагам Вашим. И вот Вы видите, что в час моей кончины я несу свое молчание с собой в могилу, как воин Господень свой трофей.

Domine Deus, virgo Maria, omnes sancti, indulgete peccatis meis». [3]

Словно для того, чтобы убедиться, что это ему не привиделось, и проверить качество перевода, молодой человек несколько раз повторил вслух слова, с каждым разом понижая голос, а потом на мгновение замер.

Он был потрясен. Неужели речь шла именно о том, о чем он подумал?

Бой колокола, призывавшего монахов к обеду, заставил его вздрогнуть.

Бенжамен встал, двинулся было к двери, но вернулся к столу, чтобы еще раз прочесть загадочные слова молитвы. Потом, словно стремясь остудить обжигающую тайну, подул на папирус, и слова улетели.

Маленькое белое облачко, пропитанное глубоким смыслом, с минуту повисело в воздухе и растаяло.

Это не чудо, а волшебство, думал он, быстрым шагом направляясь в трапезную. Заняв место за большим столом, Бенжамен стал наблюдать за большим монахом, но тот, казалось, не желал даже смотреть в его сторону. Как и было условлено, сообщники старались не замечать друг друга, обмениваясь украдкой взглядами и улыбками, но ни один из них на протяжении целого месяца даже не попытался нарушить обет осторожности.

Молитва и последовавшая за ней сутолока при рассаживании за стол не позволили Бенжамену поймать взгляд брата Бенедикта.

Это было весьма досадно, потому что в ожидании еды большой монах имел обыкновение тщательно изучать свой столовый прибор. Регулярные «проверки» объяснялись скорее простой причудой, нежели придирчивостью, потому что брат Бенедикт ни разу не высказал своего неодобрения. Вот и теперь, не подозревая, что его сообщник просто пожирает его глазами, здоровяк скреб ногтем по краю тарелки. Затем он переключил свое внимание на вилку, зубцы которой были недостаточно параллельны друг другу, и наконец, искоса взглянув на котелок, водруженный на краю стола, занялся деревянной ложкой, точнее, изгибом ее ручки, привлекшим к себе его внимание.

К счастью для Бенжамена, лопавшегося от нетерпения, сообщники договорились об условном знаке, который должен был подать тот, кому посчастливится узнать что-то новое. Придумал его брат Бенедикт, что делало ему честь, поскольку ради этого ему пришлось отказаться от спиртного: чтобы назначить ночную встречу, достаточно было просто налить себе вина.

Обрекая себя таким образом на длительное воздержание, большой монах демонстрировал замечательную силу воли и, кроме того, показывал, что доверяет своему юному коллеге, потому что и речи быть не могло о том, чтобы бросить пить ad vitam aeternam. [4]

Именно поэтому, как только представилась возможность, послушник взял кувшин и постарался как можно громче звякнуть им о край своего стакана.

Брат Бенедикт был предупрежден, но казался совершенно бесстрастным. Он подождал, пока молодой человек поставит кувшин на место, и тоже налил себе вина. Полный стакан: окончание поста следовало отпраздновать.