Дорогие девушки - Фридрих Незнанский Страница 21

— Да что вы, — говорит. — Родион краски дома отродясь не держал.

Тут она вдруг начинает рыдать, а я как мог успокаиваю ее, чувствуя себя полным идиотом. Потом, как только слезы на глазах Анны Львовны высыхают, поспешно прощаюсь и убираюсь восвояси. На сегодня концертов хватит.

Итак, подводим итоги. Родион Плотников месяцами живет один. Времени и возможности для самых мрачных приключений у него вагон и маленькая тележка. Он вполне может привозить девушек к себе и делать с ними все, что ему заблагорассудится. К тому же Плотников — художник-любитель. И, как у каждого художника, психика у него должна быть неустойчивая. Для следствия он — просто подарок. Лучшей кандидатуры на роль маньяка и не найдешь.

— Анна Львовна, простите за дурацкий вопрос, но я должен его задать. Когда вы возвращались от мамы домой — вы не находили дома какие-нибудь странные вещи?

— Вроде окровавленного ножа или топора? — усмехнулась Плотникова. — Нет, ничего подобного я не находила.

— Ну, а чужие вещи? Что-нибудь, чего до вашего отъезда в квартире не было.

— Никаких чужих вещей, — отрезала Анна Львовна. — Да я и не могла ничего найти. Мой муж не делал ничего дурного. Он любит меня, и у нас прекрасная семья.

— В этом я не сомневаюсь.

Тут Плотникова понесла какую-то околесицу о святости семейных уз, о том, что пять лет назад они обвенчались в церкви, что для Родиона семья была превыше всего, ну и тому подобное. Я посидел еще полчаса, надеясь услышать что-нибудь полезное, но не услышал. Вскоре я ретировался в полной уверенности, что если кто-то в этой семье и мог быть маньяком, то совсем не Родион, а его благоверная женушка.

Перед уходом заглянул в туалет и ванную. В ванной действительно нашел рубашку, испачканную красками. Странно, как это криминалисты ее проглядели.

Вообще, все это дело представляется мне чрезвычайно странным. Марина Соловьева нигде не зарегистрирована, кроме фитнес-клуба, в котором она познакомилась с Людмилой Шиловой. Этот же клуб посещали две девушки, убитые московским маньяком, роль которого с таким успехом сыграл Плотников.

Марина, таким образом, третья.

Идем дальше. У Марины Соловьевой нет ни родных, ни близких. Никто, кроме подруг по фитнес-клубу и сотрудниц этого клуба, Марину не знает. Она появилась в клубе несколько месяцев назад. Тогда же сняла и квартиру. Откуда она приехала — неизвестно.

Эта девушка похожа на призрак.

Я бы и считал ее призраком, если бы не фотография, на которой она запечатлена в обнимку с Людмилой Шиловой. Я говорил с ребятами из МУРа — они только разводят руками. С подобным делом им сталкиваться еще не приходилось».

10

Голос у начальника МУРа, генерал-лейтенанта Владимира Михайловича Яковлева был взволнованный и жутко недовольный.

— Александр Борисыч, это просто чертовщина какая-то! — кричал он. — За всю мою практику ничего подобного не было!

Турецкий, которого звонок старого друга поднял с постели, все еще не мог толком проснуться. Вечером Александр Борисович в очередной раз поссорился с Ириной, наговорил ей кучу вздора, потом бывшего «важняка» стала мучить совесть, и на сон грядущий он вынужден был выпить стакан водки, чтобы хоть как-то успокоить расшалившиеся нервы и уснуть.

Теперь он сидел в постели, невыспавшийся, злой, с больной головой и никак не мог «въехать» в то, что говорил Яковлев.

— Тише, Володь, не разоряйся, — прервал его Турецкий. — Повтори, что случилось? А то ты так быстро говорил, что я ни черта не разобрал.

— Не разобрал? Ты что, с вечера накатил граммов сто пятьдесят?

Александр Борисович потер лоб ладонью и нехотя ответил:

— Было дело.

— То-то я смотрю, у тебя голос такой странный. Хорошо, повторяю по слогам. Барышню, про которую мы с тобой вчера говорили, — помнишь? Труп которой нашли в пруду, и которая не оставила после себя никаких следов, кроме одной-единственной фотографии и обезглавленного трупа.

— Марина Соловьева, — хрипло проговорил Турецкий. — Ну и?

— Так вот я тебе и говорю: теперь от нее осталась одна только фотография. Потому что трупа больше нет.

— Нет трупа? — Александр Борисович посмотрел на пустую бутылку и снова с усилием потер пальцами лоб. — Ничего не понимаю. Что значит «нет»? Еще вчера он был в морге.

— Правильно — был. А сейчас его там нет. Исчез! Испарился! Отправился искать пропавшую голову!

— Черт, Володь, чего ты так тараторишь? У меня голова раскалывается от твоего голоса.

— Думаю, дело не в моем голосе, а в твоей голове. Ты бы завязывал с этим делом, Саня. Я недавно говорил с Ириной, и она считает, что ты…

— Володь, — предостерегающе проговорил Турецкий.

— Ладно, молчу. В конце концов, это твоя жизнь, и ты волен делать с ней все, что хочешь. Тем более что я…

— Давай вернемся к трупу девушки, — поморщившись, сказал Турецкий.

— К трупу? Похоже, ты меня не понял. Не к чему возвращаться! Трупа нет! Сегодня ночью кто-то проник в морг и похитил труп. Сторож был мертвецки пьян. Оперативники нашли его в том же состоянии, что и его клиентуру. Насилу добудились.

— А кто вызвал милицию?

— Патологоанатом.

— Он и обнаружил, что труп исчез?

— Ну, да! Я тебе об этом и толкую. Что за дело ты подкинул моим парням, Турецкий? Это даже не «висяк», это вообще черт знает что такое!

Александр Борисович чувствовал себя так, словно его только что ударили обухом по голове, но он, по какой-то странной случайности, не до конца потерял сознание. И теперь все происходящее казалось ему чудным, жутковатым, лишенным даже мимолетного сходства с реальностью сном.

Сначала исчезла Марина Соловьева. Потом выяснилось, что ее практически не было в природе, а единственным доказательством ее существования был фотоснимок. Потом нашелся труп Марины, но без головы и рук. И вот теперь исчез даже труп. «Испарился», как сказал Яковлев.

Все это походило на какой-то дурацкий розыгрыш.

— Значит, трупа нет, — тихо и задумчиво проговорил Турецкий, пытаясь нащупать в событиях последних дней хоть какую-то логику.

— Ну, наконец-то, ты понял.

— Что со следами? — деловито осведомился Александр Борисович.

— Никаких следов. Ни единого отпечатка. Сторож утверждает, что напиваться не собирался, но вечером нашел в тумбочке бутылку водки. Удивился, конечно, но, поразмысли, решил — не пропадать же добру. Ну и вылакал ее в гордом одиночестве. Бутылку эксперты уже проверили. Следов снотворного или клофелина не обнаружено.

Владимир Михайлович замолчал. Турецкий тоже не спешил говорить.

— Дело теперь, конечно, закроют? — сказал после паузы Александр Борисович.