Игра в кошки-мышки - Джон Диксон Карр Страница 21

— Как вам угодно, — донесся голос судьи Айртона. — Хотя в шахматы он играет хуже некуда.

Когда Барлоу уловил интонацию голоса судьи Айртона, по коже у него предвестием беды побежали мурашки. Судья говорил с откровенным презрением.

Прикрыв дверь, он вернулся к Констанс.

— Рассказывай, — прошептал он.

— Нечего рассказывать. Я видела, как Тони идет сюда.

— То есть ты с ним встретилась?

— Нет, дорогой. Я его видела.

— Когда это было?

— Примерно в двадцать пять минут девятого.

— И что дальше?

— Ну, Тони шел по дорожке, жуя резинку и что-то бормоча про себя. Он был очень возбужден. Я была так близко, что могла коснуться его, но он меня так и не заметил.

— Где ты пряталась?

— Я… я присела за изгородью.

— Какого черта ты там делала?

— Чтобы Тони меня не заметил. — В голосе Констанс была смесь гнева, обиды и страха. — Понимаешь, машина, которую я одолжила, вышла из строя около залива, на другой стороне от Тауниша, рядом с твоим коттеджем. На самом деле кончилось горючее.

— Да?

— Я хотела зайти к тебе и попросить, чтобы ты меня подвез. Но мое состояние… я не хотела, чтобы ты был в курсе дела. Так что я пошла по дороге. Когда я уже подходила к воротам, то услышала шаги Тони. Ниже по дороге стоит фонарь, и я ясно разглядела его. Но я не желала, чтобы Тони меня видел. Мне хотелось, чтобы он зашел внутрь, к папе, чтобы… чтобы у меня была какая-то моральная поддержка, когда я выложу ему все, что о нем думаю. Ты же понимаешь, правда?

— Думаю, что да. Продолжай.

Тонкий голосок Констанс дрогнул.

— Тони открыл калитку, вошел и по диагонали пересек лужайку, направляясь к окнам гостиной. Он распахнул одно из них и влез внутрь. Почему у тебя такая физиономия?

— Потому что пока все подтверждает рассказ твоего отца. Отлично!

Констанс сложила на груди руки, словно ей было холодно.

— Ты только об этом и думаешь: сходится — не сходится. Да?

— Продолжай. Что было дальше?

— Не знаю. Ох, разве что кто-то включил свет.

— Он не горел?

— Только маленькая настольная лампа под металлическим абажуром. Люстры до той минуты не было. Так что я перешла через дорогу, села на скамейку у пляжа и сидела там. Чувство вала я себя просто ужасно. Я продолжала сидеть, когда услышала… ну, ты понимаешь… громкий звук. Я догадалась, что он означает. Я вовсе не такая дура, как ты думаешь.

— Что ты сделала потом?

— Сидела еще минуту-другую, потому что испугалась до смерти. После этого вскарабкалась по откосу, набрав полные туфли песка, и побежала к бунгало.

Барлоу задумался, пытаясь разобраться в услышанном.

— Подожди-ка, — сказал он. — Когда ты сидела там, на другой стороне откоса, то могла видеть бунгало?

— Нет. Естественно, нет.

— То есть кто-то мог последовать за Мореллом, застрелить его и исчезнуть, но ты никого не видела бы.

— Да, пожалуй, что так.

— Великолепно. Ну тебе и досталось!.. Что дальше?

— Фред, я прокралась по лужайке и бросила взгляд через окно. Тони лежал на полу в положении, в каком ты его застал. Папа сидел в том же самом кресле с револьвером в руках, каким ты его и видел несколько минут назад. Только у него был куда более испуганный вид, чем тот, с каким он встретил тебя с полицейским. Вот и все.

Наступило долгое молчание.

Барлоу порылся в карманах спортивной куртки в поисках сигарет и спичек. Найдя сигарету, он прикурил ее. Огонек спички отражался в оконных панелях, и в его свете были видны удивленные и задумчивые зеленоватые глаза Фреда Барлоу, окруженные сеткой морщинок, такие же морщинки тянулись от углов рта. На мгновение из темноты вынырнуло лицо Констанс со вскинутым подбородком. Затем спичка потухла.

— Послушай, Конни, — спокойно сказал он. — Я тут что-то не понимаю.

— Чего ты не понимаешь?

— Минутку. Когда ты услышала выстрел, сколько времени прошло, пока ты не заглянула в окно?

— Как ты можешь предполагать, что я следила за временем? Ну, наверное, минуты две. Может, меньше.

— Так. После того как ты взглянула в окно и увидела их, что ты сделала?

— Я не знала, что мне делать. Вернулась к воротам и осталась там стоять. Затем шлепнулась на землю и заплакала как ребенок. Там я и была, когда подошел этот самый полицейский.

Глубоко затянувшись, он кивнул. В памяти у него осталось одно предложение из ее повествования. Убедительное в своей безыскусственности, сейчас оно отчетливо всплыло перед ним: «У него был куда более испуганный вид, чем тот, с каким он встретил тебя с полицейским». Невиновный человек, застигнутый врасплох обстоятельствами? Все же Фред Барлоу мучился непониманием, о чем и сказал.

— Неужели ты не видишь, — повторил он, — что каждое твое слово настойчиво подтверждает рассказ отца?

— Ну…

— Он клятвенно заверяет, что не видел Морелла в доме. Подтверждается. Он заверяет, что, взяв револьвер, опустился в кресло, уставившись на него. Подтверждается.

— Д-да.

— Да. Тогда почему ты говоришь, что «знаешь» — это он убил Морелла? Почему ты так в этом уверена?

Ответа не последовало.

— Конни, посмотри на меня. Может, ты что-то увидела через окно, чего ты мне не рассказала?

— Нет!

— Ты уверена?

— Фредди Барлоу, я не собираюсь сидеть перед тобой и подвергаться перекрестному допросу, словно ты мне не веришь. К тому же я тебя не боюсь. Ты сейчас не в суде. Я говорю правду. Если ты не п-принимаешь того, что я тебе пытаюсь сказать, можешь идти и… и заниматься любовью с Джейн Теннант.

— Боже милостивый, причем тут Джейн Теннант?

— Вот и мне интересно.

— Что?

— Ничего.

— Мы говорили о твоем отце. И я понять не могу, почему ты вечно тычешь в меня этой Джейн Теннант.

— Она по уши влюблена в тебя. Но ты, конечно, этого не замечаешь?

— Нет. Я повторяю: мы говорили о твоем отце. Конни, ты поведала мне правду, не так ли?

— До единого слова.

— Ничего не забыла?

— Ничего. Так что помоги мне.

Тлеющий кончик сигареты пульсировал в сумраке, понемногу темнея.

— Скоро инспектор Грэхем изъявит желание получить от тебя информацию. Это еще не будет допросом, как таковым, но, скорее всего, каждое исходящее от тебя слово будет подвергаться сомнению; но коль скоро ты говоришь правду, стой на своем, и все будет в порядке. Вот что я хотел бы тебе внушить…