Венецианская блудница - Елена Арсеньева Страница 21

Квас у Фотиньи оказался кислым, шибал в ноc перебродившимбражным духом. Александра всего глоточек-то и сделала, однако и этого достало,чтобы вдруг обморочно закружилась голова и пошли двоиться предметы. «Язахмелела! – с изумлением поняла Александра. – Ей-богу! В первый раз в жизни.Как интересно!»

Она тупо наблюдала, как плавает вправо-влево ленивыйхозяйский кот, не сводя с нее сонно прижмуренных глаз. Фотинья, принесшая наподносе жбанчик с квасом, глядела на осоловевшую княжну с болезненнымлюбопытством, не замечая, что ее тоже раскачивает то вправо, то влево. Так жезакачался и человек в вороном парике, несмело заглянувший в комнату и опасливовоззрившийся на Александру. Она с трудом вспомнила, что это Шишмарев,московский знакомый, но ни слова приветствия сказать ему не смогла: вдругзамутило так, что пришлось сжать зубы и зажмуриться, чтобы не стошнило. Теперьее обступали голоса, мужские голоса, казавшиеся слишком громкими – до боли вушах. Вдобавок совершенно невозможно было понять, о чем они говорят, и уАлександры даже лоб заломило от напрасных попыток найти хоть какой-то смысл вих словах.

– Наконец-то уснула! – воскликнул кто-то незнакомым,шипящим, польским выговором, и Александра кое-как уразумела, что речь идет оней: ведь именно она сейчас неудержимо проваливалась в победительный,всевластный сон.

– Да, – пробормотала она. – Да, я сплю…

И мир для нее надолго перестал существовать.

Впрочем, спала она с удовольствием. Это было куда приятнее,чем ощущать немилосердные толчки (Александра поняла, что ее куда-то везут, нокуда и зачем – даже думать об этом было свыше ее сил), жевать какую-тонеудобоваримую еду, пить исключительно Фотиньин квас. Лишь только она чуть-чутьпросыпалась и начинала вяло причитать, что ей необходимо по нужде, какие-тодвое подхватывали ее с обеих сторон и волокли в стужу, где она безотчетноделала, что надобно. Kаким-то образом она понимала, что эти люди щадят еестыдливость, не стоят вблизи, отворачиваются… а впрочем, все чувства были в нейбеспрестанно подавляемы напитком, которым ее непрестанно пичкали. Иногда онаслабо сопротивлялась, смутно понимая, что ее нарочно опаивают каким-то зельем,но напрасно: эти двое были сильнее. Когда Александру будили поесть, онапросыпалась весьма неохотно, прежде всего потому, что ее никогда не называлинастоящим именем, а кликали Лючией или чихвостили ladra, avventuriera или вовсеdiavola bambola [28]. Почему-то Александра понимала эти слова, хотя они и былипроизнесены на чужом языке. Вообще говоря, эти двое всегда говорили на этомязыке, который Александра каким-то образом понимала – сначала плохо, потом вселучше и лучше, хотя смысл их речей большей частью не достигал ее замутненногосознания.

Она соображала тем не менее, что все еще находится в пути:ее тело смутно вспоминало состояние постоянного движения на переменных тройках.Иногда, открыв глаза, она видела вокруг себя какую-нибудь мрачную избу, которуюосвещала лучина, ущепленная в железную расщепленную пластинку, что вделана вдеревянную палку с подножкой. Лучина, догорая, перегибалась и, дымясь, падала вподставленную плошку с водою; новая с треском ярко вспыхивала… это повторялосьчасто, до бесконечности часто, как сон и явь!

И вот наконец Александра в первый раз толком проснулась.

Сначала она чувствовала себя как бы в лодке, котораябеспрерывно колыхалась то в одну, то в другую сторону. Чем дальше, тем болееумножались и усиливались толчки. Александра начала стонать. Иногда в ответ раздаваласьраздраженная, почти неразборчивая скороговорка, и Александра умолкала, ноненадолго, и при новых толчках снова принималась стонать. И вдруг она ощутила,что заваливается на бок и летит куда-то… во что-то мягкое, холодное… до ужасахолодное! Нечто влажное, ледяное прилипло к ней сверху, как если бы некий пологобрушился, сковывая все движения и грозя удушить. Вдобавок на нее навалиласькакая-то мягкая шуршащая тяжесть, окончательно повергнув в панику.

Александра истошно закричала, и не сразу до нее донеслисьдва голоса, которые наперебой приказывали ей, чтобы она продвинулась как-нибудьк отверстию, прорезанному ножом. Александра сначала ничего не понимала и моглатолько стенать, но чем холоднее становилось, тем более прояснялись мысли.Наконец-то она поняла, чего от нее хотят, и, сбросив с себя груз (это оказалсякакой-то мешок), на четвереньках поползла туда, где брезжил свет. Стоило ейвысунуться, как ее схватили за плечи и вытащили наружу одним рывком, такимсильным, что Александра упала вниз лицом на что-то колючее, мокрое, студеное.