Оборванные нити. Том 3 - Александра Маринина Страница 21

— Алеша был на стажировке на комбинате, — говорила Вдовина, — он учился в колледже, хорошо учился, шел на «красный» диплом. И наркотиков никогда не употреблял, я в этом уверена. Я не понимаю, как так могло получиться…

Такие разговоры Сергей слышал за годы своей работы множество раз. Стоило родственникам пострадавшего прочитать в заключении, что обнаружены наркотические или сильнодействующие вещества, они приходили с требованиями все перепроверить, потому что этого просто не может быть, и их мальчик (или девочка) никогда в жизни не употреблял ничего сильнее анальгина при зубной боли, и был хорошим, честным и порядочным. В подавляющем большинстве случаев эти люди не кривили душой, они действительно не знали, что их ребенок наркоман, ведь если порой можно себе позволить выпить в присутствии родителей, то уж уколоться или иным каким способом «заширнуться» на глазах у мамы с папой не позволяет себе никто. Пристрастие к наркотикам перед семьей обычно все-таки не афишируют.

И тем не менее Саблину было ужасно жаль эту тихую милую женщину.

— Вы могли не знать, — участливо объяснял он. — Очень многие родители не знают о том, что их дети употребляют наркотики.

Вдовина смотрела на него прямо и как-то простодушно.

— А знаете, мне сказали, что вы, может быть, деньги взяли за то, чтобы так написать в заключении, — сказала она вдруг. — Чтобы комбинату не пришлось выплачивать мне компенсацию. У них компенсации очень большие, им просто жалко отдавать такие большие деньги. Сергей Михайлович, это правда? Вам заплатили? Вы скажите только «да» или «нет», мне это важно. Мне не нужны деньги, я хорошо зарабатываю, мне не нужна их компенсация, но я хочу спокойно смотреть людям в глаза. Мне все вокруг говорят: что же это вы, Вера Владимировна, наркомана вырастили! Все ведь уже знают, ни от кого ничего не скроешь. Бывший муж звонил с материка, кричал, что я сына погубила своим воспитанием, все сюсюкала с ним, книжки умные читала вслух, хорошему учила, а надо было пороть и наказывать.

Она помолчала, продолжая глядеть прямо в лицо Саблину.

— Я не хочу, чтобы память о моем сыне была опорочена. Я не верю, что он был наркоманом. Алеша был хорошим добрым мальчиком, умным и порядочным, его очень любили друзья, его любила замечательная девушка, они собирались пожениться в будущем году. Я не могу смириться с тем, что о нем будут думать и говорить плохо.

Было видно, что она с трудом сдерживается, чтобы не расплакаться.

— Хорошо, — решительно произнес Сергей, — я попробую все еще раз проверить.

Он не был уверен, но что-то подсказывало ему, что Вера Владимировна не ошибается: ее сын Алеша не был наркоманом. А комбинат, на котором развернул бурную деятельность друг детства Петя Чумичев, играет в свои финансовые игры. Но для любого вывода нужны доказательства.

Вдовина ушла, а он попросил принести ему из регистратуры акт исследования трупа ее сына и еще раз внимательно перечитал результаты дополнительного исследования. Штатный эксперт-химик Бюро в тот период находился в отпуске, и исследование проводила совместитель — заведующая химико-токсикологической лабораторией наркологического диспансера, врач высшей категории, имеющая стаж работы больше двадцати лет. Ошибиться она никак не могла, ну ни при каких условиях! «Может, аппаратура засбоила?» — подумал Сергей. Других объяснений он придумать не смог, поскольку в судебно-химических исследованиях почти совсем не разбирался.

Выход был только один: потихоньку, не привлекая внимания, отправить материал от трупа Алексея Вдовина в судебно-химическое отделение областного Бюро. Но с момента завершения исследования прошло больше месяца, пусть и ненамного, но все-таки больше тех самых тридцати суток, в течение которых полагается хранить остатки биологического материала. По истечении месяца биоматериал можно было утилизировать. И если с материалом от трупа Вдовина произошло именно это, то теперь уже невозможно будет ни перепроверить что бы то ни было, ни исправить.

Но ему повезло: материал — кровь, моча и желчь от трупа Алексея Вдовина — до сих пор оставался в холодильнике судебно-химической лаборатории. Дабы не рисковать (а вдруг уже завтра кому-нибудь взбредет в голову проверить холодильник и почистить его, освободив от подлежащих утилизации материалов?!), он попросил главную медсестру Бюро изъять материал из холодильника судебных химиков и положить в другой холодильник, в котором хранились различные биологические реактивы и сыворотки, выдаваемые лаборантам-биологам.

— Но там же стерильный материал! — возражала главная медсестра. — Я не могу поместить туда биоматериал, это противоречит инструкции!

— Упакуйте стерильно и положите куда-нибудь в уголок, — велел он и, понизив голос, добавил: — Пожалуйста. Для меня.

Он понимал, что нарушает все мыслимые предписания и инструкции. Кровь — инфекционно-опасная субстанция. И не только потому, что умерший мог быть инфицирован чем-либо, но еще и потому, что кровь, особенно если она подгнившая, является великолепной питательной средой для развития микробов. Поэтому по санитарно-эпидемиологическим нормам полагается весь окровавленный материал сжигать, а флакончики, в которых хранилась кровь, обжигать и только после этого выбрасывать в мусорный контейнер. И уж ни в коем случае не ставить в один холодильник со стерильными препаратами.

Вообще утилизация материалов, остающихся после проведения исследований, была одной из самых неприглядных сторон работы судебно-медицинской экспертизы. Для исследований при вскрытии нарезаются кусочки от печени, почек, желудка, кишечника, легких и мозга, из них изготовляются препараты для гистологов, сами препараты после завершения исследования сдаются в архив, а то, что осталось, хранится положенный месяц, а затем передается в морг. В морге остатки складывают в пакет, который кладется в гроб с каким-нибудь «безродным» невостребованным трупом и захоранивается или кремируется вместе с ним. И хотя Сергей Саблин знал об этом с первого же дня работы в судмедэкспертизе, думать об этом ему до сих пор было неприятно.

* * *

Он позвонил в областное Бюро заведующей судебно-химическим отделением.

— Хочу перепроверить работу моего химика, — солгал он на голубом глазу. — Что-то сомнения у меня появились.

— Хорошо, — легко согласилась завотделением, — выписывайте направление на исследование и присылайте с оказией биоматериал.

— Только вы сами сделайте, ладно? — попросил Сергей. — Я вашей квалификации доверяю, все-таки вы кандидат наук. А то мало ли что… Не хотелось бы человека понапрасну обижать. Уж если вы придете к тем же выводам, что и он, я буду спокоен за его квалификацию, а если нет, то с чистой совестью уволю.

— Ох, крутой вы мужик, Сергей Михайлович, — засмеялась завотделением из областного Бюро. — Чуть что — сразу увольняете. Добрее надо быть, кадрами не разбрасываться, а то совсем один в своем Бюро останетесь. Хорошо, уговорили, проведу исследование сама, а для контроля еще своего лучшего эксперта попрошу, пусть тоже сделает, чтоб уж вы могли быть абсолютно уверены.