Леди в озере - Лаура Липман Страница 21

Следовало написать про Тэсси Файн. И разузнать детали. Проще всего было бы поговорить с ее родителями. Они бы открыли мне дверь. Так поступают почти все. Если в газете каждый день печатают шарж на тебя, люди становятся более склонны тебе доверять. Разве может быть какой-то вред от беседы с таким, как я? Ведь я всего лишь смешной рисунок, который ожил.

Я много об этом думаю. Об ожившем шарже.

Короче, я заливал уши Диллеру, нашему репортеру, который освещает ночную работу копов и занимается этим уже так долго, что он больше коп, чем репортер. Второго такого нелюбопытного человека я не встречал. В газетах работает куда больше таких малых, чем вы можете себе представить. Если бы можно было научить пса носить фетровую шляпу и везде таскать с собой блокнот, он бы делал свою работу именно так, как ее делает Диллер, лающим голосом сообщающий по телефону ночному литературному обработчику: Девочка, мертвая. Обнаружена рядом с Силберн-авеню. Никто пока не арестован. Источники подтверждают: это Тэсси Файн. Но иногда бывает, что Диллер знает кое-что, не осознавая, что он это знает, и именно он описал мне двух женщин, которые присутствовали там, где найдено тело. У меня и сейчас есть достаточно источников среди копов, так что мне удалось выяснить имя одной из них.

Отправляюсь к ее дому на Катидрал пешком, поскольку всегда забываю, как холмист наш город, если идти на север от гавани, где располагается здание «Балтимор стар». Это не плохой район, но и назвать его хорошим тоже нельзя. «Что приличная девушка делает в такой дыре?» – хочется мне сказать, когда я вижу, как она подходит по улице к своему дому. В своей одежде, выдержанной в стиле битников ^[54], кажется молодой, но, когда подходит ближе, вижу, что не так уж и молода. Но все равно выглядит бодрой и свежей, как сегодняшний ветерок, который больше напоминает раннюю осень, чем конец зимы. Похожа на мою жену, на мою настоящую жену, а не на ту женщину, на которой я женат сейчас. То есть я женат на одной и той же женщине уже почти двадцать семь лет, но это уже не тот человек, с кем я познакомился в Квинси, Пенсильвания, когда мы оба учились в старшей школе. И сам я тоже уже не тот. Не могу ее винить, ведь сам Иов не сумел бы выдержать то, через что прошли мы.

Меня шокирует нежелание этой дамы говорить со мной. Все хотят поговорить с Бобом Бауэром. Но она играет честно и сообщает мне кое-что получше. Надо полагать, подслушивала разговоры копов на месте обнаружения тела, а может, кто-то из патрульных что-то сболтнул. Когда перед тобой такая хорошенькая женщина, может возникнуть желание похвастаться и покрасоваться. В общем, звоню одному знакомому детективу, который всегда был добр ко мне. Возможно, из жалости, но я не против. Заслужил. Прошу его встретиться со мной в баре, где мы не наткнемся на других копов и репортеров, и мы встречаемся «У Алонсо» на Колд-Спринг-лейн.

Оказывается, дама была права. Главный подозреваемый – именно продавец.

– Кое-что нашли у нее под ногтями, – говорит мой приятель-детектив. – И в волосах.

– Чью-то кровь? – спрашиваю я, думая: Она заверила меня, что это не было преступлением на сексуальной почве.

– Нет, странную грязь, скорее, не грязь, а песок. В парке такого не найдешь. Как и во всем Мэриленде.

– Как такое может быть?

– Аквариумный песок! – отвечает мой приятель. – Но об этом нельзя писать, пока завтра малому не предъявят ордер на арест. Арестуют дома. Живет со своей матерью.

Мы оба презрительно фыркаем, понимая, какой он неудачник, хотя мое сердце возликовало бы, если бы мой взрослый сын пожелал жить в нашем доме.

– Возможно, было бы неплохо, чтобы кто-то из журналистов был посвящен в детали этого дела, – говорю. – Чтобы показать, какие вы, копы, молодцы.

Лесть срабатывает. Обычно так и бывает. Нет, я не еду с полицейскими на арест этого типа, но нахожусь в управлении, когда его привозят туда. Он заявляет, что сумасшедший, но настоящие сумасшедшие никогда так не говорят.

Ему следовало бы лучше подчищать за собой. Подвал зоомагазина полон улик. Но почему улики именно в подвале? У нее не было никаких причин спускаться туда, разве что он ей что-то пообещал. Патологоанатом сказал, что сначала он ударил ее по голове, но не так сильно, чтобы убить, а потом сломал шею. Нет, я уверен, что этот малый не псих, у которого снесло крышу. Вероятно, просто посмотрел фильм Хичкока «Психоз» и решил, что теперь есть стопроцентная отмазка.

Мой сенсационный материал имеет эффект разорвавшейся бомбы. Всем остальным газетам приходится просто подбирать за мной объедки. Молодые репортеры криминальной хроники, даже из моей газеты, вне себя. (Если не считать Диллера, которого интересует только одно – дознаться, кем был мой источник.) Кто я такой, что посмел присвоить себе одну из самых лакомых криминальных историй? Я скажу вам кто. Я Боб Бауэр, я участвовал во Второй мировой, вернулся домой, женился на девушке, с которой познакомился в старшей школе, начал с самых низов и пером пробил себе дорогу на самый верх. Я могу заниматься всем – и писать очерки, и освещать самые важные новости, и давать политический анализ. Я Кинг-Конг, двухтысячефунтовая горилла, которой никто не указ. В редакции в тот день, когда мой материал выходит в свет, я сижу за своим угловым столом в помещении, где работают те, кто занимается воскресным выпуском, и остальные журналисты подходят ко мне, чтобы выразить почтение, поздравить меня и спросить, как я это сделал. Я поднимаю палец и улыбаюсь:

– Профессиональный секрет, ребята. Профессиональный секрет.

После работы никто не предлагает мне куда-нибудь пойти. Впрочем, не уверен, что смог бы пойти с ними, даже если бы меня пригласили. Уже давно не выходил в свет с ребятами из газеты, вот они и перестали меня приглашать.

И я еду домой, в мой унылый темный дом в Нортвуде, где женщина, которая вдохновила меня на создание образа «Бетти» в моих колонках, которая являлась для меня тем же, чем Люсиль Болл была для Рики Рикардо ^[55], сидит в инвалидном кресле, обездвиженная рассеянным склерозом. В моих колонках «Бетти» ходит на танцы, с самыми лучшими намерениями сеет всяческий хаос, а также готовит и убирает дом. На самом же деле она больше не может ни убирать, ни тем более готовить. Я делаю, что могу, но могу немного. Однако мне не хочется никого нанимать, потому что тогда пришлось бы пустить кого-то в наш дом, что привело бы к разоблачению фантазии, созданной мною для газеты, в которой речь идет о веселом доме, где жена вытворяет всякие безалаберные штуки, муж служит фоном, а сын и дочь только и делают, что смеются, смеются и смеются над всем этим.