Коварные алмазы Екатерины Великой - Елена Арсеньева Страница 20

– Знаешь, я когда-то читал, что представление о женской красоте со временем меняется. В том смысле, что у каждого столетия свои вкусы. – Роман задумчиво смотрел на статую Артемиды-охотницы. – Убей меня бог, я не стал бы гоняться за этой дамой, как какой-нибудь Актеон, да еще с риском быть растерзанным собаками!

Фанни изобразила понимающую улыбку и поскорей отошла. Какое счастье, что в Лувре там и сям понавешены таблички с разъясняющим текстом. Не чувствуешь себя полной идиоткой. Между прочим, в музее д’Орсе этого нет. Когда Лоран начал водить Фанни туда, она вообще ничего не понимала. С другой стороны, в д’Орсе в основном более современное и понятное искусство: нарисована женщина – значит, это женщина, а не античная богиня, в жизни которой непременно произошла какая-нибудь душераздирающая история. Интересно, насчет этого Актеона Роман, как и она, только что прочел или слышал раньше? Вот смешно, если второй русский любовник Фанни окажется таким же знатоком искусства и мифологии, как первый!

Нет, не таким же. Лоран был на этом совершенно помешан, а Роман здесь только потому, что маман заставила: он смотрит на статуи довольно равнодушно, глаза загораются интересом, только когда натыкаются на стройненькие ножки или крепенькие грудки мраморных девиц. Ох, распутный мальчишка!

А если о красоте… Роман, стройный, изящный, как танцор, в тысячу раз прекраснее, чем все эти боги и воины, выставляющие напоказ горы мышц и слабые, сонные членики!

Его плечи гладкие, как мрамор, его кожа мягче шелка, его губы слаще меда, его… ах, боже ты мой!..

Они спустились в нижний зал павильона Ришелье, где народу было совсем мало. Роман вдруг схватил Фанни за руку, потянул под прикрытие скульптурной группы – четырех могучих гладиаторов, готовых к сражению, прижал к себе… И тут же отпрянул, досадливо чертыхнувшись: думали укрыться, а вместо этого оказались на виду у целой толпы!

Да нет, не то чтобы толпы: человек десять сидело на складных стульчиках, а кто-то и прямо на ступеньках, подложив под себя сумку. У всех на коленях альбомы, и все с видом прилежных школьников рисуют грузного бородатого сатира, пытающегося поймать испуганную хорошенькую нимфу.

– Вот так номер, – пробормотал смущенный Роман. – Тоже мне, юные художники, делать им больше нечего…

В самом деле, люди здесь собрались вполне зрелые, от тридцати до шестидесяти. С этими альбомчиками на коленях они смотрелись забавно и трогательно.

– В Париже много школ искусств для взрослых, – решила просветить его Фанни. – Есть школа искусствоведения при самом Лувре, школы в каждом аррондисмане, даже не по одной. Рисование, музыкальные школы, спортивные клубы, хоровые студии…

– О, хоровые студии! – оживился Роман, и лицо его просияло. – Я видел одну такую в парке Ле Аль, вернее, слышал их выступление. Мы с Эммой гуляли…

Эмма? Это еще кто?

– Кто такая Эмма? – резко спросила она.

– Эмма? – хлопнул ресницами Роман. – Так мою маман так зовут. Ей нравится, когда я называю ее по имени, она говорит: «Так я сбрасываю лет десять, я еще слишком молода, чтобы быть матерью такого великовозрастного оболтуса». Я тебе разве не говорил, как ее зовут?

Значит, ее зовут Эммой, ту женщину, которая произвела на Фанни такое впечатление… Только с ней ли он там гулял, в Ле Аль?

Надо же, чтобы именно в эту минуту Фанни почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Оглянулась – так и есть. Одна из художниц, пышногрудая блондинка, элегантная, очень красивая, глаз с нее не сводила.

Странное выражение лица. Так можно смотреть на давнего знакомого, которого ты считал умершим и вдруг встречаешь его на улице, но особой радости у тебя эта встреча не вызывает. Ты вспоминаешь, что подложил этому человеку свинью, да еще какую, и видеть тебе его совсем не хочется. Но куда деваться – встреча уже состоялась!..

Фанни резко отвернулась от блондинки и чуточку посторонилась, чтобы не загораживать от нее Романа. Взяла его за руку, притянула к себе:

– Извини, я перебила. Так что было в Ле Аль?

– Так вот, – с некоторой растерянностью начал Роман, от него, похоже, не укрылась рокировка Фанни, – мы прокатились на карусели, а потом вдруг слышим музыку. Пошли на нее, а там под аркой народ с нотами в руках, и поют… «Бесаме мучо», между прочим, тоже.

– Бесаме мучо! – радостно воскликнула Фанни, обхватывая его за шею и притягивая к себе. – Целуй меня крепче!

Она припала к его губам и краем прищуренного глаза отметила нахмуренные брови блондинки. Роман, явно смущенный тем, что они целуются на глазах толпы, да еще где, в центре святилища, Лувра, попытался было отстраниться, но Фанни вцепилась крепко. И вдруг заметила, что глаза его не закрыты, как обычно в поцелуе, а открыты и смотрят на нее довольно сердито, даже зло.

– Ты что?

– А ты что? – Роман обернулся, огляделся исподлобья, потом повернулся к Фанни, уже не скрывая раздражения: – Ты для кого стараешься? Кому ты хочешь продемонстрировать наши отношения? Этой блондинке с сиськами до пояса? Это твоя подруга, перед которой ты хочешь похвастать новым любовником, как новым платьем?

Он сбросил руку Фанни со своего плеча и пошел к выходу.

Мгновение она стояла, как прибитая к полу. Как он мог догадаться? Откуда он знает? И тотчас спохватилась, кинулась следом, молясь в душе только об одном: чтобы проклятая блондинка не заметила размолвки.

Догнала Романа в переходе, подбежала, вцепилась в его руку.

– Подожди. Пожалуйста, подожди.

– Что? – не останавливаясь, угрюмо бросил он. – Я, знаешь, не бабья тряпка, которой можно хвастать.

– Нет, нет! – Фанни мелко семенила рядом. – Не в этом дело! Ты ошибся! – Она забежала вперед и преградила ему путь. – Погоди же! Понимаешь, это все не так просто. Ты угадал. Я не понимаю, как ты мог догадаться! Да, я хотела похвастать тобой, твоей красотой, тем, что ты мой, но у меня есть причина. Эта баба с сиськами до пояса, правильно ты сказал, – Фанни нервно хихикнула, – эта проклятущая баба – моя бывшая подруга. Полгода назад она отбила у меня любовника. Нагло так, если б ты только знал, как нагло! Она мне страшно завидовала, а потом, когда он к ней ушел, так злорадно бросила мне в лицо: «Ничего, может быть, найдешь другого!»

Фанни судорожно сглотнула. Она не собиралась сообщать, как заканчивалась эта фраза Катрин: «Хотя трудновато это будет в твоем возрасте». Да, черт побери, Катрин на пять лет младше, ей всего сорок семь, но она не перестает трещать, что больше тридцати пяти ей никто не даст. Что и говорить, выглядит она сногсшибательно – для тех, кто любит приторную пышно-воздушную смесь ванильного крема и безе.

– Я хотела показать ей, что не умерла с горя, что у меня есть такое чудо, которому тот прежний любовник даже в подметки не годится! – Фанни выпалила это все на одном дыхании. – Что плохого в том, что я горжусь тобой, твоей красотой?