Маленький городок в Германии. Секретный паломник - Джон Ле Карре Страница 20

Брэдфилд ничего не ответил.

– Или попробуем иначе. «Я всегда относился к нему с подозрением. Еще с того вечера, когда мы с ним поспорили о Карле Марксе. Хартинг тогда еще съел оливку, а косточку не выплюнул». Так лучше?

Брэдфилд продолжал хранить молчание.

– Теперь видите, насколько все необычно? Понимаете, к чему я клоню? Он был для вас пустым местом. Вы бы не пригласили его к себе поужинать. Вы просто умыли руки. А ведь он был мерзавцем. Он вас предал. О нем стоило бы основательно подумать.

Тернер наблюдал за Брэдфилдом бесцветными глазами охотника, ждал движения, жеста, наклона головы в ответ на свои слова. Но напрасно.

– Вы даже не даете себе труда объяснить, что он такое. Ни мне, ни себе самому. Не пытаетесь. Вы… Он не вызывает у вас никаких эмоций. Словно вы давно приговорили его к смерти, казнили и похоронили. Ничего, что я перешел на личности? Не возражаете? Вот только у вас совсем не осталось для меня времени. Это следующая фраза, которую вы собираетесь произнести.

– Никак не предполагал, – сказал Брэдфилд с ледяным холодом, – что мне придется выполнять за вас вашу работу. А вам мою.

– Капри. Как вам такая версия? Он завел себе девушку. В посольстве царит хаос. Он хватает несколько папок, сбывает их хоть тем же чехам и сматывается с ней отсюда.

– У него не было девушки.

– Эйкман. Он снова сошелся с ней. И захватил с собой Прашко. Они вдвоем и девица. Невеста, шафер и жених.

– Я же сказал, не было у него девушки.

– О! Значит, хотя бы это вы точно знали? То есть кое в чем вы твердо уверены. Он предатель и не завел себе подружки.

– Насколько известно нам всем, у него не было связи с женщиной. Такой ответ вас удовлетворит?

– Возможно, он голубой?

– Ничего подобного. Вздор.

– Он стал им недавно. Мы ведь все немного безумны в таком возрасте, скажете нет? Мужская менопауза. Назовем это так.

– Совершенно абсурдное предположение.

– Неужели?

– Я никогда ни о чем подобном не слышал. – Голос Брэдфилда дрожал от злости, а Тернер продолжал чуть слышно бормотать:

– Но мы ведь никогда и ничего не знаем наверняка, правда? Пока не становится слишком поздно. Через его руки проходили какие-нибудь деньги?

– Да. Но ничего не пропало.

Тернер резко развернулся к нему.

– Иисусе Христе! – воскликнул он, и в его глазах блеснули огоньки триумфа. – Вот это вы все-таки проверили в первую очередь. Подумали хотя бы о деньгах. У вас все-таки грязный умишко.

– Может быть, он просто утопился в реке, – предложил Тернер успокоительную версию, по-прежнему не сводя глаз с Брэдфилда. – Никакого секса. Жизнь лишена всякого смысла. Как вам такое объяснение?

– Смехотворно, если действительно хотите знать мое мнение.

– Но ведь секс важен для типов вроде Хартинга. Если живешь один, надо как-то получать удовлетворение. Даже не представляю, как такие парни без него обходятся. А вы? Я бы точно не обошелся. Пара недель – максимум, который я могу протянуть. Это ведь единственное, что реально, если ты совсем один. Так мне кажется. Хотя, разумеется, есть еще политика.

– Политика и Хартинг? Не думаю, чтобы он читал газету чаще чем раз в год. В этих вопросах он был совершеннейшим ребенком. Невинным младенцем. Невинным и непрактичным в делах.

– Многие из них непрактичны, – сказал Тернер. – Поистине удивительное дело! – Снова усевшись, он перебросил ногу на ногу и откинулся в кресле, словно хотел предаться долгим воспоминаниям. – Я как-то знавал человека, продавшего свое первородство на аристократический титул, потому что иначе ему не доставалось сидячих мест в подземке. Подозреваю, что с нами происходит много такого скверного, о чем даже не упомянуто в Библии. Не здесь ли корень его проблемы? Недостоин приглашения на ужин, не получает хороших мест в поезде. Да и работа его считалась временной, верно?

Брэдфилд не ответил.

– И это продолжалось очень долго. Он стал постоянным временным сотрудником или кем-то в этом роде. Не слишком выгодное положение. Особенно если речь идет о посольстве. Когда они задерживаются на слишком длительное время, то становятся почти местными жителями. И ведь он действительно был местным, не так ли? Наполовину. Наполовину гунном, как выразился бы де Лиль. Он никогда не разговаривал о политике?

– Никогда.

– А вы не ощущали в нем этого? Смены политической ориентации?

– Нет.

– Никаких надломов? Напряжения?

– Нет. Ничего подобного.

– А как насчет той драки в Кёльне?

– Какой драки?

– Пять лет назад. В ночном клубе. Кто-то его основательно излупил. Он шесть недель провалялся в больнице. Но дело замяли.

– Это случилось еще до меня.

– Он много пил?

– Насколько я знаю, нет.

– Говорил по-русски? Брал уроки языка?

– Нет.

– Как он обычно проводил отпуск?

– Он очень редко уходил в отпуск. А если брал время на отдых, то, по-моему, оставался дома в Кёнигсвинтере. Кажется, его интересовало садоводство.

Долгое время Тернер откровенно изучал лицо Брэдфилда, пытаясь найти в нем нечто, чего не находил.

– Он не волочился за женщинами, – сказал наконец Тернер. – Не был голубым. У него не водилось друзей, но он и не вел образ жизни отшельника. Не прошел проверку. У вас нет на него полноценного личного дела. В политике не разбирался, но умудрился тем не менее завладеть важными для вас досье. Не крал денег, играл на органе в церкви, интересовался садоводством и любил ближних, как себя самого. Это все так? Выходит, он был вообще никаким. Ни положительным, ни отрицательным. Так кем же он был, во имя всего святого? Посольским евнухом? У вас вообще есть о нем хоть какое-то мнение, – перешел на интонацию шутовской мольбы Тернер, – чтобы помочь несчастному следователю-одиночке выполнить его чертову работу?

Поперек жилета у Брэдфилда свисала цепочка от часов. Не более чем тонкая золотая нитка, залог преданности упорядоченной жизни.

– У меня впечатление, что вы преднамеренно тратите время на разговоры, не имеющие к делу прямого отношения. У меня же нет ни времени, ни желания участвовать в ваших изощренных играх. Хартинг мог быть человеком незначительным, мотивы его поступков остаются неясными, но, к несчастью, в последние три месяца он получил почти неограниченный доступ к конфиденциальной информации. Причем получил втайне от всех, украдкой. А потому я предлагаю вам оставить спекулятивные обсуждения его сексуальных наклонностей и уделить хотя бы немного внимания тому, что он у нас похитил.

– Похитил? – тихо повторил Тернер. – Вот это забавное словечко. – И он написал его намеренно кривыми крупными печатными буквами вдоль верхней части листка своего блокнота.