Услуги особого рода - Анна Данилова Страница 20

На кухне Анна увидела блюдо с жареной курицей и поняла, что Маша провела утро за плитой.

– Наверно, тебе стало гораздо лучше, раз ты приготовила обед, да еще и куришь. Голова уже не кружится?

– Нет. Все в порядке.

– Посторонних предметов в квартире больше не обнаружила?

– Предметов – нет, а вот один почти посторонний приходил. Ваш бывший муж – Григорий.

Анне не понравился ее ироничный тон, но она не подала виду.

– И что же ему было надо?

– Сначала я не хотела ему открывать. Но потом он уговорил меня. Сказал, что у него к вам одно важное дело. И оставил вот это. – С этими словами Маша достала из кармашка пижамной куртки конверт и протянула Анне. – Мне кажется, что это деньги. Конверт заклеенный, но все равно видно, как просвечивают доллары.

– Интересно… – Анна вскрыла конверт и увидела довольно внушительную пачку стодолларовых купюр. – И с чего это он так расщедрился? Не иначе как ему что-то нужно от меня…

– А вы разве не догадываетесь что?

– И что же?

– Да он же любит вас, Аня. И ревнует страшно к этому…

– …«приторному»?

– Вы его так называете? – смутилась Маша.

– Нет, так его называет моя не в меру любопытная соседка Ирина.

– Она, кстати, тоже звонила в дверь, но я ей не открыла. Она уже поняла, что в квартире кто-то есть, но я даже голоса не подала.

– Ты правильно сделала. Она сгорает от любопытства и зависти. Так что в следующий раз, когда почувствуешь запах гари, знай, это горит не картошка на плите, а плавится сама Ирина.

– Она не замужем?

– Попала в самую точку.

– Я вот тоже не замужем. Но не испытываю ни к кому ни зависти, ничего такого… – произнесла Маша. – Все же разные.

– Значит, ты вспомнила, что не замужем?

– Да, вспомнила. Да только не знаю, как это вышло. Просто слова вылетели, и все.

– А как ты себя чувствуешь?

– Вы уже спрашивали. С головой все в порядке, но там продолжает идти кровь и все болит. Может, меня изнасиловали? Что вам сказали врачи, которые обследовали меня? Сказали, чтобы вы молчали? Вам запретили говорить? Чтобы не травмировать меня?

Анна не знала, что ей и ответить. Ей было трудно определить, какое известие доставит ей меньше боли: солгать и сказать ей, что ее изнасиловали, чтобы хоть как-то объяснить ее физическое недомогание, или же сообщить правду о том, что она родила ребенка? И то и другое было способно повергнуть ее в шок, повредить и без того травмированный рассудок, заблокированную память. Но если с мыслью об изнасиловании женщина в силах справиться самостоятельно, поскольку речь идет исключительно о ней, о ее теле и душе, то известие о пропаже новорожденного ребенка способно разрушить психику роженицы до основания. Так, во всяком случае, представлялось на тот момент никогда не рожавшей, но с трепетом относящейся ко всему, что было связано с материнством, Анне. Однако она выбрала более нейтральное и безболезненное объяснение Машиному состоянию, которое пришло ей в голову неожиданно и в котором она увидела свое и Машино спасение. Операция! Она перенесла операцию. А почему бы и нет, тем более что это на восемьдесят процентов – правда. Ей же наложили швы? Наложили. Это реальность, которую подтвердит любой гинеколог, к которому она сможет обратиться, как только будет в состоянии самостоятельно перемещаться в пространстве. И тогда ей будет не в чем упрекнуть меня. А когда к ней вернется память и она вспомнит, где оставила своего ребенка, к тому времени ее психика, даст бог, придет в норму, и она сможет адекватно воспринимать происходящее.

– По гинекологии у тебя все в порядке. Просто в результате нервного потрясения… – начала она, но ее слова были резко прерваны истеричным выкриком Маши:

– Вы все врете. Какое такое потрясение, если у меня болит низ живота и ломит поясницу? Я ударилась башкой, а болит в самом низу.

– Разве ты не знаешь, почему у тебя болит живот? – попыталась она образумить ее и напомнить ей, в каком случае у женщины могут возникнуть характерные боли.

– У меня там швы… Я же чувствую. И они болят. Меня зашивали. Как тряпичную куклу… Я помню это. Мне было больно, ужасно больно, и я кричала. И не надо ничего скрывать от меня. Больше, чем я сама скрываю от себя, уже никто не скроет… Мне страшно, понимаете? Страшно. Что со мной сделали? Кто? И что это за бирки? Я никому и никогда не причиняла боли. У меня нет врагов.

Маша разошлась.

– Машенька, я прошу тебя, успокойся. Тебе нельзя волноваться. Если ты сейчас не прекратишь кричать, я вынуждена буду вызвать врача, он сделает тебе укол… Возьми себя в руки, постарайся успокоиться. И больше не кури. Тебе нельзя.

– Вас не было целое утро. Вы же ездили на квартиру к этому парню, с которым я была в машине. Почему ничего мне не рассказываете? Кто он?

– Откуда тебе известно, где я была?

– Подслушала ваш телефонный разговор. Вы говорили об этом Персике с каким-то Максимом. И что? Вы видели его квартиру? Разговаривали с соседями? Что-нибудь узнали?

– Да, Машенька. Узнала. Но ты и меня пойми. Мне трудно определить, что тебе можно сейчас рассказывать, а что – нет. Ведь стоит мне сказать что-то, не подумав, как у тебя снова начнется истерика. Я боюсь за тебя…

– Так что сделал мне этот парень? Этот Персик, черт бы его побрал?

– Ты становишься агрессивной. Но я отвечу тебе. Этот парень, Сергей, подобрал тебя на обочине. Ты лежала на обочине дороги, раздетая, со следами побоев на теле. Сначала он принял тебя за… сама понимаешь кого…

– За шлюху дорожную, понятно. И что же?

– Но потом, когда ты очнулась… Ведь ты же была без сознания. Так вот, когда ты очнулась, он стал расспрашивать тебя обо всем, что с тобой случилось… Он одел тебя в свою одежду и повез с собой в Ростов.

– Куда? В Ростов? Но зачем?

– Он ехал к своему брату в гости. Собирался сообщить ему что-то очень важное.

– И что дальше? И кто вам обо всем этом рассказал, если его уже нет в живых? Вы что, сочиняете все это на ходу?

– Зачем ты так. Я говорила с его другом, которому он позвонил прямо из машины, чтобы спросить, в каком… – она чуть не проговорилась про родильный дом, – в каком округе работает его родственник, милиционер. Он рассказал ему, что подобрал девушку на дороге и что она не помнит своего имени…

– А при чем здесь милиционер?

– Он хотел временно оставить тебя на одном из постов ГИБДД, чтобы за тобой приехала милиция и «Скорая»… Он же понимал, что тебе требуется медицинская помощь…

Я совершенно не умею лгать. Она и так презирает меня, а сейчас и вовсе влепит мне пощечину, и правильно сделает. Ведь тогда я не выдержу и расскажу ей, что она родила девочку.