Дело чести генерала Грязнова - Фридрих Незнанский Страница 20

Наконец в его сознании прорезалось что-то материальное, и он, оттолкнувшись руками от подоконника и тяжело ступая по свежевымытым дубовым половицам, направился к двери. У порога остановился, провел рукой по лицу, будто сбрасывал с себя наваждение, и вышел на залитую солнцем улицу.

Боровское отделение внутренних дел находилось практически через дорогу от скромного офиса охотинспекции, и, справившись у дежурного, на месте ли начальник, он с той же злостью рванул на себя тяжеленную дверь кабинета Рябова.

Вкратце рассказав о собрании в Пятигорье и о том телефонном звонке, наглом и откровенно бандитском, когда его предупредили о «возможных последствиях», если он и впредь будет препятствовать решению о передаче елово-пихтовых участков и боровских кедровников под рубку, Тайгишев отер тыльной стороной ладони выступившую на лбу испарину, и в его глазах застыла немая просьба: «Чего скажешь, гражданин начальник? Сам, поди, знаешь, что подобные телефонные звонки так просто не делаются. И если уж кто-то решился на подобное… Короче, ты – мент. И должен радеть не только о снижении преступности в районе, но и защищать мою семью».

Молчал и Рябов, нервно отстукивая костяшками пальцев какой-то марш. Он уже был наслышан о подготовленном решении, по которому рогачевское детище готовилось вывезти в Китай особо ценные остатки боровской тайги, но вот чтобы столь нагло и бесцеремонно хватать за горло охотинспекцию, которая встала на ее защиту… В это даже поверить было трудно. Уж слишком откровенно, по-бандитски, пытались разобраться с Тайгишевым и Грязновым господа-товарищи из «Алтынлеса», за которыми просматривалась властная и довольно бесцеремонная фигура главы Боровской районной администрации. И это не могло не тревожить начальника Боровского отделения криминальной милиции, подполковника Рябова.

Он слушал Тайгишева, которого знал еще со школьных лет, и вынужден был верить ему. Боровск, правда, – не Чикаго конца двадцатых годов прошлого столетия, времени расцвета американского бандитизма, к тому же сейчас и не девяностые годы, когда Россию захлестнул девятый вал бандитско-чиновничьего беспредела. Но придумывать Акай не станет.

Рябов прекратил отстукивать свой марш, поднял на Тайгишева глаза.

– А ты, случаем?..

– Ты хочешь сказать, что у страха глаза велики? – Тайгишев усмехнулся. – Или хочешь спросить, не преувеличиваю ли я? Так вот могу тебя заверить, не преувеличиваю! И даже более того скажу. Если Рогачев со своими китаезами…

– Ты хочешь сказать – Полунин! – попытался осадить Тайгишева Рябов.

– Нет, я сказал то, что ты слышал! – Тайгишев повысил голос. – Так вот, если этот боров Рогачев со своими китайцами сунется в кедровники по Боровой, то он действительно узнает, кто как стреляет. Ну, а если, не дай-то бог, что-нибудь случится с моим Тяйчи…

И замолчал, задохнувшись.

Рябов хотел возразить, но под взглядом Акая стушевался, и на его лице застыла виноватая улыбка.

– Ты уж того… охолонь малость, чтобы так вот… с ружьями. За подобные разговоры наш прокурор и к ответу призвать может. Да и пятигорские промысловики даже карабины свои не успеют зарядить, как под следствием окажутся. Охолонь!

Рябов надеялся, что его тирада хоть немного вразумит Акая, однако тот только взвился.

– Охолонь, говоришь?.. А по телефону угрожать, что они не только меня, но и сына моего, и Умат… – Он уже задыхался и почти выдавил из себя: – А это все к чему относится, как не к войне? – Замолчал было и уже чуть спокойнее добавил: – А что касается нашего прокурора?.. И на него свой капкан найдется.

Рябов молчал. В нем боролись два человека, один из которых воплощал в себе начальника Боровского отделения криминальной милиции, призванного поддерживать порядок в районе. Вторым же был просто Игорь Рябов, однокашник и друг детства Акая Тайгишева, который был по-своему прав, однако он не мог поддержать его открыто.

– И все-таки ты того… не гони лошадей, – проворчал Рябов. – Здесь, судя по всему, не все так просто, как тебе кажется. Только что прозвонился Грязнов, так вот ему сообщили из Москвы – убит Ходус. Что же касается твоего максимализма с капканами да с карабинами… В общем, только дров можешь наломать и угодить за решетку лет на пять, если не больше.

– Так что же мне, сидеть сложа руки да смотреть, как твой Рогачев мою тайгу продает китайцам?! – пропустив мимо ушей сообщение об убийстве коммерческого директора «Пятигорья», взвился Тайгишев. – А угроза насчет того, что мне уже пулька под лопатку заготовлена?..

– Ну, во-первых, он такой же мой, как и твой, – Рябов насупился, – а во-вторых… Думаю все-таки, что и тебя, и Грязнова пытаются на испуг взять. Глядишь, и проскочит.

Он замолчал, видимо, не веря своим собственным словам, и чуть тише добавил:

– В общем так! За руки я тебя не держу. Поступай, как считаешь нужным. Но предупреждаю: в рамках закона, без криминала. Чтобы я потом на твоих руках браслеты не защелкнул.

В кабинете зависло гнетущее молчание, словно в эту минуту они оба похоронили самого близкого друга, наконец Акай произнес тусклым голосом:

– Браслеты… Выходит, чистеньким хочешь остаться?

– Дурак!

– Может, и дурак, – согласился с Рябовым Тайгишев. – Действительно, надо было сразу же идти в прокуратуру, оставить там заявление и ждать, сложив ручонки на животике, как будут разворачиваться события.

– И еще раз дурак, – резюмировал Рябов. – Хотя насчет заявления в прокуратуру ты абсолютно прав. Если все эти угрозы действительно дело рук людей Рогачева, то наш прокурор вынужден будет предупредить своего дядю относительно огласки этих угроз, и тот, думаю, воздержится от резких телодвижений.

– Это ты так думаешь. – На лице Тайгишева дернулся нерв. – Как говорится, благими пожеланиями мостится дорога в рай. – Акай с силой растер затянувшуюся рану на ноге. – А ты не помнишь, как рогачевский выкормыш свою задницу прокурорскую рвал, настаивая на версии «шальной браконьерской пули»? И ты надеешься, что он даст ход моему заявлению относительно телефонной угрозы? Да никогда! Чушь все это, чушь собачья! Этот ублюдок даже слушать меня не станет!

– И все-таки послушайся моего совета, оставь заявление в прокуратуре. Бумага хлеба не просит. А что касается меня… Что ж, я попробую свести концы с концами, хоть ты и плюнул в мою душу.

– Это когда же? – искренне удивился Акай.

– Когда заявил, что мне на все наплевать, лишь бы чистеньким остаться.

– В таком случае прости, – прижав руки к сердцу, покаялся Тайгишев. – Вырвалось.

– Ладно, прощаю, – пробурчал Рябов. – А что касается твоего Тяйчи… Я вроде бы неплохо знаю Рогачева и даю тебе слово, что он не решится на подобное. Слишком уж все на виду.

Проводив Акая, Рябов попросил секретаршу заварить чайку покрепче. От разговора остался неприятный осадок, будто именно он, подполковник Рябов, был виноват в случившемся.