Незнакомец - Харлан Кобен Страница 20

Что ему было делать?

Коринн просто молчала. Позже, когда они остались одни в спальне, он испробовал все – злился, молил, требовал, угрожал. Он применял слова любви, насмешки, стыдил, взывал к достоинству. Она не отвечала. Это доводило до бешенства.

В полночь Коринн аккуратно сняла юбилейные бриллиантовые гвоздики и положила их на ночной столик. Она выключила свет, пожелала мужу спокойной ночи и закрыла глаза. Он растерялся, подошел к ней – может быть, слишком близко, – чтобы сделать с ней что-нибудь. Он прикидывал, не сорвать ли с нее одеяло. Но что это даст? Он хотел – посмел бы он признаться себе в этом? – встряхнуть ее хорошенько и заставить говорить или, по крайней мере, вести себя благоразумно. Но когда Адаму было двенадцать, он увидел, как отец набросился на мать. Та раззадоривала его – уж такая она была, к несчастью. Она обзывала отца по-всякому, оскорбляла его мужское достоинство, пока он не сломался. Однажды вечером Адам увидел, как отец схватил мать руками за шею и начал душить.

Странно, но он не испытал особого страха и не ощутил опасности, видя, как отец применяет силу. Нет. Его больше всего беспокоило, каким жалким и слабым выглядел отец, исполняя этот акт превосходства; как, несмотря на положение жертвы, мать манипулировала им и вынудила опуститься до такого ничтожества, чтобы совершить поступок, вовсе ему не свойственный и противный его натуре.

Адам никогда не мог поднять руку на женщину. Не просто потому, что это плохо, а из-за того, что́ такой поступок сделал бы с ним самим.

Не зная, что предпринять, Адам улегся рядом с Коринн, поправил подушку и закрыл глаза. Он дал себе десять минут. М-да, ничего не вышло. Тогда с подушкой в руке он спустился вниз и попытался уснуть на диване.

Он поставил будильник на пять утра, чтобы гарантированно вернуться в спальню, пока дети еще спят. В этом не было нужды. Если страдальца и посетил сон, то визит был слишком краток, чтобы Адам его заметил. Когда он поднялся наверх, Коринн крепко спала. По дыханию он определил, что это не игра – она в отключке. Забавно. Он спать не мог. Она спала. Адам вспомнил прочитанное где-то: полицейские часто определяют, виновен подозреваемый или нет, по сну. Теория гласила, что невиновный человек, оставленный наедине с собой в камере, не ляжет спать, потому что сильно нервничает из-за возможности быть ложно обвиненным. Виновный же засыпает. Адам никогда не покупался на теории, они звучат красиво, но проверки не выдерживают. Однако вот он, невиновный, не может уснуть, тогда как его жена – виновная? – спит как младенец.

У Адама возникло искушение встряхнуть ее и разбудить, застать врасплох в момент перехода от сна к бодрствованию, выпытать у нее, полусонной, правду, но он пришел к заключению, что это не сработает. У нее есть причины соблюдать осторожность. Но еще важнее то, что она намеревалась действовать в своих временных рамках. Он не мог торопить ее слишком активно. И может быть, это к лучшему.

Вопрос состоял в том, что ему делать сейчас.

Он знал правду. Ведь знал? Нужно ли ему ждать подтверждения, что она подделала беременность и выкидыш? Если бы она этого не совершала, то он уже услышал бы отпирательства. Она тянула время – может быть, чтобы придумать разумное объяснение или, возможно, чтобы дать ему время успокоиться и обдумать варианты развития событий.

Что он мог предпринять?

Готов ли он уйти? Развестись?

Ответа Адам не знал. Он стоял у кровати и смотрел на жену. Что он чувствовал? Он сказал себе, что должен прямо сейчас, не раздумывая, ответить на вопрос: если подозрения верны, то продолжает ли он любить жену и хочет ли провести с ней остаток жизни?

Чувства были в раздрае, но нутро отозвалось: да.

Сделаем шаг назад. Какое значение имеет этот обман? Огромное. Тут нет вопросов. Огромное.