Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник) - Дэвид Стюарт Дэвис Страница 20

В ту ночь я спал крепко, но ближе к рассвету погрузился в царство загадочных сновидений. Я оказался запертым в пещере, оглашаемой жуткими, нечеловеческими криками. На долю секунды я увидел, как из сумрака мне косо ухмыляется лицо Стэплтона, но оно тут же исчезло в языках желтого пламени. Во тьме мигали зловещие глаза, ко мне протягивались отвратительные, похожие на когтистые лапы, руки. Громадные летучие мыши устремлялись на меня сверху, царапая лицо омерзительными кожистыми крыльями. Одна из этих тварей принялась кусать меня, парализованного страхом и неспособного поднять руку для защиты, в шею. Я чувствовал, как в горло впиваются мелкие острые зубы, а из раны течет теплая кровь.

В конце концов мой рассудок отказался мириться с этими кошмарами. С пугающей внезапностью я пришел в себя, возвестив об этом испуганным вскриком. Весь покрытый испариной, я некоторое время лежал в сером полумраке, а потом снова провалился в дремоту.

Было уже поздно, когда я наконец встал. Холмс уже ушел. Я в одиночестве съел завтрак, а затем, дожидаясь возвращения друга, стал просматривать утренние газеты.

Около одиннадцати зашел Лестрейд узнать о нашем ночном бдении. Мы с Холмсом заранее договорились о том, что, по крайней мере, некоторое время не будем разглашать подробности нашей встречи с призрачной женщиной, а также вампирские теории Ван Хельсинга. Лестрейд и в лучшие времена не отличался воображением, узнай он теперь, что мы охотимся на вампира, он скорее засомневается в нашем здравомыслии, чем станет для нас хорошим помощником. Поэтому, следуя наставлениям Холмса, я сообщил Лестрейду, что ночь прошла без происшествий.

Было заметно, что полицейский терзается: то ли ему радоваться этой новости, то ли сожалеть о ней. В конце концов на землистом лице Лестрейда появилось самодовольное выражение.

– Что ж, мистеру Холмсу их всех не одолеть, – с ухмылкой заметил он. – Сегодня ночью отправлю туда своих людей. Если будут какие-нибудь происшествия, я ему сообщу.

Посмеиваясь, он ушел.

Как раз перед полуднем в нашу квартиру с уверенным видом вошел Холмс.

– Добрый день, Уотсон. Надеюсь, вы хорошо спали, – бодро воскликнул он, кидая пальто на плетеное кресло.

Ликующее выражение его лица говорило о том, что, по-видимому, утренняя работа ему удалась. Надо сказать, одной из мелких раздражающих особенностей моего компаньона было то, что он не был склонен сообщать информацию до какого-то подходящего, как он считал, драматического момента. Это объяснялось отчасти его властной натурой, предпочитавшей доминировать над окружающими, отчасти – по временам чрезмерной склонностью к драматизму. В данном случае на все мои расспросы об утренних деяниях он отвечал взмахом руки и довольной ухмылкой.

– Да ладно, Уотсон, – промолвил он наконец, – вы обо всем узнаете за ленчем. – Он взглянул на карманные часы. – Боже правый, мы опоздаем, если не поспешим.

* * *

Гостиница «Нортумберленд» размещалась в грандиозном здании, стоящем на тихой улочке, зажатой между шумными оживленными проездами в районе Трафальгарской площади и Стрэнда. Когда минут двадцать спустя мы с Холмсом вошли в гостиницу, ресторан был уже заполнен публикой. В зале стоял негромкий гул голосов посетителей, в воздухе висела голубоватая пелена сигарного дыма. Это было просторное, освещенное хрустальными канделябрами помещение с темными стенами, обитыми панелями из красного дерева. За одним из столов у окна с красными бархатными портьерами сидел Ван Хельсинг. Увидев нас, он поднялся с места и помахал салфеткой.

Обменявшись приветствиями, мы заказали ленч у одного из пробегавших мимо официантов. Потом мы с Ван Хельсингом повернулись к Холмсу, ожидая его отчета.

– Что ж, – вымолвил он наконец, – похоже, фрагменты этой головоломки встают на свои места в соответствии с вашей теорией, Ван Хельсинг. Сегодня рано утром я просмотрел записи о регистрации погребений на частном кладбище «Белмаунт» и обнаружил, что менее четырех недель назад там, в фамильном склепе была похоронена двадцатилетняя дочь сэра Ральфа Маркэма.

– Сэр Ральф Маркэм. Это имя кажется мне знакомым.

– Так оно и есть, Уотсон. Он известный специалист по военно-морскому делу и служит в Адмиралтействе.

– Ах да, разумеется. – Я хлопнул себя по лбу.

– Возраст девушки определенно нам подходит, – пробормотал Ван Хельсинг.

– Получив эти любопытные сведения, я взял на себя смелость нанести визит в поместье Маркэмов – прекрасная вилла, не более трех миль от Белмаунта. Как я и думал, сэр Ральф был по делу в Адмиралтействе, но мне удалось побеседовать с леди Маркэм. На красивом лице этой утонченной дамы лет сорока ясно видны следы большой печали. Я представился как Дональд Фрейзер, консультант по медицинским исследованиям из больницы Святого Варфоломея.

Чтобы дать нам почувствовать, как он вошел в свою роль, далее Холмс говорил с мелодичным абердинским акцентом:

– Я спросил у леди, могу ли я задать ей несколько вопросов относительно смерти ее дочери. Она согласилась, хотя видно было, что ей больно об этом говорить. Скажу вам, джентльмены, я чувствовал себя довольно скверно, но понимал, что полученные от нее сведения могут быть очень важны для нашего расследования.

Холмс придвинулся к нам ближе и с заговорщицким видом продолжал говорить полушепотом.

– Вот что она мне рассказала. Ее дочь Виолетта посещала академию для молодых леди в Кумб-Трейси, в Девоне – место, знакомое нам с Уотсоном.

Я кивнул, вспомнив наше краткое пребывание в Кумб-Трейси при расследовании дела Баскервилей.

– Посещая академию, Виолетта Маркэм подхватила «странную болезнь». Сначала ее лечил местный врач по фамилии Коллинз. Однако лечение не дало результатов, и девушку осмотрел хороший специалист, приятель сэра Ральфа. Но и его усилия оказались безуспешными.