Талант марионетки - Надя Дрейк Страница 20

решительно закончил Себастьен Деруссо и обернулся к Марианне.

– Хорошо, – Дежарден задумчиво погрыз кончик карандаша. – Король Французский у тебя слишком уж порывистым выходит, поспокойнее бы. Но пока сойдет.

– Жером, это же первая репетиция, тут еще текст не все выучили, – король Лир кивнул в сторону актеров, столпившихся вокруг одного-единственного листка бумаги.

– Ждать до премьеры, пока все выучат текст и соизволят играть то, что я хочу, мы не будем, – бросил режиссер. – Продолжаем!

И вновь вместо добродушного Марка Вернера с его вечной покровительственной полуулыбкой на троне возник суровый король Лир, хмурый, недовольный, внезапно состарившийся. Он гневно глянул на короля Французского и проворчал:

Она твоя, король. Иди с ней прочь,

Нам с ней не жить. Она не наша дочь.

Ступай от нас без ласкового слова

И без благословения отцова.

Пойдемте, герцог.

– Хорошо, полчаса перерыв, – объявил Дежарден и, когда все радостно выдохнули, добавил: – Мадлен, Аделин, Марианна, останьтесь, вас я пока не отпускал. Себастьен, ты тоже остаешься, как ты помнишь по сюжету. А вы куда собрались? – Он обернулся к двум девушкам на заднем ряду, которые уже защелкали замками сумочек. – Вы будете сидеть здесь до конца.

Под его суровым взглядом обе актрисы пристыженно застыли с помадой и зеркальцами в руках.

– Сидите, смотрите и не шумите, – сбавил тон Дежарден. – Текст, я надеюсь, читали?

Обе кивнули: одна поспешно и уверенно, Другая чуть менее решительно. Режиссер отвернулся от них, как от не достойных более его внимания, и обратился к оставшимся:

– Идем дальше. Себастьен!

– С сестрами простись, —

Себастьен вновь повернулся к Марианне.

– Отцовские сокровища, в слезах

Иду от вас. Я ваши свойства знаю,

Но, вас щадя, не буду называть.

Смотрите за отцом, —

проговорила она своим тягучим, как мед, голосом.

– Марианна, – Дежарден вздохнул и отложил распечатку текста. – Ты это кому говоришь?

– Сестрам, – ответила она, задумавшись, и для убедительности указала в сторону Мадлен и Аделин.

– Ну так и говори им, а не мне! Ладно, давай дальше, потом еще к этому вернемся, – режиссер сделал глоток остывшего кофе и с раздражением отставил чашку подальше.

Девушка тряхнула головой и хмыкнула, но не остановилась, пока ее реплика не закончилась. Речь лилась плавно и заученно, но режиссер продолжал недовольно буравить ее глазами, и, наконец, когда должна вступить Аделин Баррон с репликой Реганы, поднял вверх зажатый в руке карандаш. Все замолчали.

– Нам не подходит то, что изображает Марианна, – заявил он, и бельгийка не посмела его прервать. – Так играли еще в прошлом веке, и это уже давно никому не интересно. Марианна, ответь мне, что ты играешь?

– Корделию выгоняет ее отец, потому что считает, что она недостаточно любит его, – ответила девушка и насупилась, не понимая, чего хочет от нее режиссер.

– А она?

– Ну она уходит, потому что гордая и…

Дежарден удивленно приподнял бровь.

– Единственная из сестер, кто его на самом деле любит, – проговорила Аделин, когда пауза совсем уж затянулась.

– Вот и покажи это, Марианна! И то, как ты относишься к своим сестрам. И то, что тебя расстроили его слова. Сделай своего персонажа живым, наконец. Пусть она и кажется гордой в начале, но уже тогда должно быть понятно, что она самая искренняя и преданная из дочерей Лира.

Режиссер покинул свое насиженное место, где так уютно устроился в окружении тетрадей, блокнотов и текста пьесы, и прошелся по комнате, оживленно размахивая руками:

– Забудьте, что это далекое Средневековье и выдумка какого-то давно умершего англичанина. Забудьте об их нравах и нарядах, о титулах и дворцах. Это все неважно, мы ставим спектакль о вещах, неподвластных времени. Отношения внутри семьи, предательство…

– Одиночество, – добавила Мадлен Ланжерар полушепотом.

– Одиночество, безумие, любовь, – продолжал Дежарден. – Представьте себе, что все это происходит сейчас или будет происходить через пятьдесят лет, и неважно где – в Англии, Франции или на Марсе.

Он задумчиво оглядел изображающий небоскреб элемент декорации, одиноко стоявший у стенки. Вокруг него кружил цепеллин, а высокие стелы из полупрозрачного стекла разрезали облака. Почему бы и в том мире не быть своему королю Лиру, делящему наследство между льстивыми дочерьми? И в мире будущего с летающими машинами и быстрыми поездами будут вестись войны, и Лир умрет после предательства дочерей, и время ничто не сможет изменить в низменных человеческих пороках.

– Так мы и сделаем. Пусть средневековые страсти станут понятными и близкими нашему зрителю, которому знаком телефон и кинематограф, но на которого долгие шекспировские монологи о стародавних королях навевают скуку. Всем уже надоело раз за разом видеть одно и то же. Цитаты навязли на зубах, но кто понимает их? Но мы сделаем по-другому, – решительно произнес он и направил карандаш на своих невольных зрителей. – Вы! Играйте так, как играли бы своих современниц, жительниц Парижа. Мелочных, злобных, корыстных, как описал Шекспир, которых мы видим на наших улицах. Таких историй и сейчас немало, они все о предательстве и обмане. Мы каждый день читаем о них в газетах. Мы наблюдаем их в жизни. – На лице режиссера промелькнуло знакомое всем театральным обитателем вдохновенное выражение. Оно говорило о том, что в его голове начал зарождаться другой, загадочный, мир. Он наполнялся красками и запахами, картонные фигуры приобретали объем, из неясных очертаний появлялись дворцы, и вся эта вселенная начинала медленно оживать, но лишь Жером Дежарден знал, что получится в итоге.

– Простите, – прервала его Марианна, – но я не поняла. А какие у нас будут костюмы?

Дежарден бросил на нее раздраженный взгляд и вновь кашлянул.

– Об этом мы поговорим позже. Они будут соответствовать концепции и отличаться в лучшую сторону от того, что на тебе надето сейчас, – хмыкнул он скептически. – Итак, идем дальше, оттуда, где остановились. Прощайте, сестры! Аделин!

Ее Регана начала рождаться уже сейчас, когда она шагнула в центр сцены, которая лишь на пару десятков сантиметров возвышала ее над режиссером.

– Просим не учить, – она высокомерно взглянула на Марианну и сложила руки на груди.

Учись сама, как угождать супругу,

Который взял из милости тебя.

За спор с отцом судьба тебя с годами

Б замужестве накажет неладами, —