Вкус убийства - Анна и Петр Владимирские Страница 20

– Значит, я поговорю с участницами и съемочной группой.

Сорока с изумлением взглянул на странную докторшу. Складки лица трагически провисли. Бывает же такое – ему не удалось заболтать ее до бесчувствия!

– Но зачем? А, вы снимаете порчу и сглаз…

– Маша Карпенко умрет, – перебила его Лученко. – У нее перелом основания черепа. И это не несчастный случай, а убийство.

Глеб и бесшумно подошедшая Жанна остолбенели. У Лиды от изумления вытянулось лицо. Это был специальный шоковый прием – чтобы привести людей в «рабочее» состояние или, по крайней мере, заставить себя слушать, Вера выражалась стремительно, без обычных осторожных «подводок» к проблеме: «видите ли», «так сказать», «я полагаю», «я это точно знаю, потому что…»

– Какое вы имеете основание… – нараспев начал было Глеб, но его прервала Жанна:

– Кто вы такая, чтобы нас подозревать?! Как вы смеете!

На какое-то мгновение Лиде Завьяловой стало неудобно. И что ей взбрело в голову приводить сюда Лученко?! Если б ее не было, может, все бы обошлось!.. Не зная, как разрулить ситуацию, она решила попросту улизнуть, пусть сами разбираются. Но не успела. В комнату вошел мужчина высокого роста, крепкого сложения и неторопливых движений. Загорелое лицо оттеняли коротко стриженные седые волосы. Одет он был небрежно-дорого: не заправленные в брюки концы рубашки выглядывали из-под тонкого джемпера, скрывая полноту фигуры. В помещении сразу стало тесно.

Доктор Лученко мысленно окрестила вошедшего «олицетворение недоступности», потому что лицо его было как будто наглухо захлопнуто для окружающих. Он сказал тихим голосом, не поднимая глаз:

– Представьте меня.

– Вячеслав Демьянович Голембо, – торжественно произнесла Жанна.

– Наш хозяин, – добавил Сорока.

Несмотря на «закрытость» лица вошедшего, оно показалось Вере смутно знакомым. Через секунду она его, как всегда, вспомнила.

– Я вас узнала, – сказала Вера.

– А я вас нет, – произнес Голембо, присаживаясь.

– Это потому, что я не олигарх и меня не показывают по телевизору. Лученко Вера Алексеевна, врач, психотерапевт. Мы говорили по телефону.

Режиссер картинно поднял брови:

– Но Вячеслав Демьянович всего один раз выступил в «Экономическом вестнике» в позапрошлом году! Как вы могли запомнить?..

– Теряем время, – с досадой сказала Лученко, которая запоминала всех и всегда: такова уж была особенность ее памяти. Она обратилась к «хозяину»: – Значит так. Ту проблему отложим пока, займемся этой. Вы хотите знать, кто совершил преступление? Или вас интересуют только вложенные в проект деньги?

– Давайте по порядку, – недовольно сказал Голембо, не желая играть по навязанным правилам. – Преступление – слишком громкое слово. Чтобы его произнести, должны быть основания.

– Вот именно! – подтвердила Жанна-директор, подражая интонациям своего руководителя. С его приходом она совершенно успокоилась.

Тут Лида тоже опомнилась и осмелилась внести ясность:

– Вячеслав Демьянович, я знаю Веру Алексеевну, она никогда не говорит без оснований.

Голембо продолжал говорить, как будто его никто не прерывал.

– Второе. Дело не в том, сколько вложено в проект. Хотя никто не собирается выбрасывать деньги в мусорник. Просто у всех есть конкуренты. Они раздуют из этих неприятностей с девушками все, что только возможно. Впрочем, если Маша умрет, ничего раздувать не понадобится. Ты звонил, как я просил? – обратился он к своему помощнику, возникшему за его спиной. Тот наклонился к уху хозяина и что-то прошептал.

Голембо нахмурился, и его лицо окаменело еще больше:

– Маша умерла по дороге в больницу, не приходя в сознание. С ней был мой начальник службы безопасности, рассчитывал, что она скажет, как это с ней произошло. Ну вот. Завтра во всех газетах «радостно» сообщат, что в телевизионном проекте Голембо люди мрут как мухи…

Повисла тяжелая пауза. Все молчали и ждали, что будет дальше. Наконец «олицетворение недоступности» соизволило произнести:

– Итак, госпожа Лученко?

«Из всех частей речи, вы, господин Голембо, предпочитаете глагол, – подытожила Вера первые наблюдения. – Что ж, это доказывает, что вы человек действия. Для вас, инвестора крупного проекта, вся эта ситуация настолько неприятна, что даже голова раскалывается! Ну, голова – это ничего, этому можно помочь. Хотелось бы взглянуть вам в глаза. Они ведь, как у всех у нас, простых смертных, зеркало души!»

Вера умела «читать людей», это помогало ей в работе.

– Действительно, иногда у меня получается распутывать неприятности пациентов. А вот у вас сильно разболелась голова. – Вера намеренно добивалась, чтобы Голембо поднял на нее свой взгляд.

Он так и поступил. Глаза цвета крепко заваренного чая, и во взгляде какая-то холодная изморозь. «Ах вот оно что. Вы очень устали никому не доверять. Вам осточертели маленькие и большие предательства, которые постоянно случаются рядом с вашими деньгами. И еще вам смертельно хочется плюнуть на всю эту бодягу с моделями, с программой и уехать домой».

Голембо воспринимал окружающих людей как марионеток. Как говорится, ничего личного. Просто он пользовался ими для выполнения своих целей и задач, в психологию каждого не вдавался. Какая там еще психология!.. Сейчас он видел перед собой симпатичную женщину, шатенку с хорошими формами, и решал, какую роль ей отвести.

А шатенка вдруг оказалась рядом с ним и сказала проникновенно:

– Конечно, от громкой музыки и сигаретного дыма – вы ведь не курите – немудрено разболеться голове. Если бы у нас было больше времени, я бы вам посоветовала побыть полчаса на свежем воздухе и выпить стакан апельсинового сока или крепкого горячего чаю. Сосуды бы расширились. Однако и так обойдемся. Ну-ка, прикройте глаза…

Голембо так и не понял, почему он разрешил ей взять себя за виски прохладными руками. Возникла у него еще мысль, что это неловко при посторонних… Возникла и вдруг оборвалась. Пальцы Веры Алексеевны оказались у него на лбу, потом – на затылке. Тупая головная боль перетекла в переносицу, сосредоточилась в ней тяжелым бильярдным шаром, потом стала превращаться в точку, эта точка покинула его голову и повисла рядом. А вскоре исчезла.

Вера Лученко уже стояла поодаль как ни в чем не бывало.

– Но чтобы «головная боль» в смысле случившейся трагедии вас оставила, поскорее разрешите мне поговорить со всеми участниками событий. Если вычислим преступника и предъявим его, завтра во всех газетах сообщат, что Вячеслав Голембо никому не позволяет безобразничать у себя под носом.

Вячеслав Демьянович чувствовал, что после прекращения головной боли у него могут увлажниться глаза. Ему не хотелось, чтобы это видели. И потом, женщина не пожелала превращаться в марионетку, это было необычно и требовало обдумывания. Он торопливо встал и, выходя, сказал: