Депутатский заказ - Алексей Макеев Страница 20

А в это же время на другом конце темного, продутого ноябрьским ветром города события развивались совсем не так мирно, как в уютном домике на улице Ленинских Зорь.

…Ресторанчик экзотической китайско-корейско-японской кухни «Счастливый дракон» открылся в Славояре недавно. Он сразу стал пользоваться повышенной популярностью в криминальных и околокриминальных кругах – мода есть мода, ее законам подчиняются даже те, кто давно чихать хотел на все другие законы. По негласной договоренности, расположенный на Малой Васильевской «Дракон» считался нейтральной территорией, «забивать стрелки» и устраивать разборки предпочитали в других местах. Надо же и бандитам иногда где-то посидеть в тепле и уюте, на других посмотреть, себя показать…

Восемь столов в центре небольшого овального зала были полностью укомплектованы – сразу по две пары за каждым; за двухместным – для особо почетных гостей, девятым, рядом с баром, – сидела, покачивая высокий бокал с оранжево-зеленым напитком, молодая привлекательная брюнетка в серебристой блузке с глубоким вырезом. Ее vis-а?-vis привлекательностью не отличался: мужик лет пятидесяти, похожий на портового биндюжника и комплекцией, и выражением физиономии, багрово-красной, как и сдавленная модным цветастым галстуком мощная шея, выпирающая из тесноватого ворота белоснежной рубашки. Наклонив голову, он с явным отвращением смотрел на содержимое глубокой тарелки из тонкого фарфора – безумно дорогое и донельзя престижное фирменное блюдо «Счастливого дракона» – акульи плавники по-японски, в маринаде из горького лимона. Есть эту самурайскую пакость ему не хотелось совершенно, но известный в криминальных кругах Славояра под нежной кличкой Дусенька мужчина был бережлив, и раз уж «такие бабки плочены»…

Вдоль стойки бара расположились еще четверо посетителей: двое молодых парней с накачанными мышцами и туповато-блаженными рожами бодигардов, Дусенькины охранники и «шестерки» для мелких поручений, и две броско одетые девицы с внешностью, не оставляющей сомнений в их профессии.

Около девяти вечера занавесочка из обожженного бамбука, отделяющая зал от гардероба, раздвинулась и пропустила еще одного посетителя. Это был высокий худощавый парень лет двадцати с небольшим, одетый в облегающие черные брюки из толстой джинсовки и черную же водолазку, поверх которой на его худых плечах болталась, как на вешалке, свободная куртка из такой же, как и брюки, плотной ткани. Черты его лица чем-то напоминали американского индейца, как принято их изображать на иллюстрациях к романам Фенимора Купера.

Парень неторопливо подошел к стойке бара, уселся на свободный табурет под желтым бумажным фонариком и заказал себе «Цинь-тяо». Через пару табуреток по левую руку от него место у стойки занимал один из бодигардов. Отвернув голову от неумолчно щебечущей соседки-проституточки, он глянул мельком на своего нового соседа, быстро отвел взгляд и вскоре уставился снова с нескрываемым любопытством. Что-то необычное почудилось ему в застывшем выражении костлявого лица, в расширенных зрачках, судорожно сжатых бледных скулах. Потом, уже допрашиваемый как свидетель, незадачливый бодигард скажет, что больше всего неизвестный походил на человека, испытывающего очень сильную боль и усилием воли заставляющего себя не показать этого.

Специалисту такой внешний вид много о чем скажет, но молоденький охранничек (поскупился Дунчонкин нанять настоящих профи, на репутацию свою понадеялся) был прост, как репа, и, на свое счастье, о препаратах пирогексеналового ряда ничего и никогда не слышал. Видимо, из мальчишки-телохранителя со временем получится классный специалист, внутреннее чувство подсказало ему: от соседа по стойке можно ждать неприятностей, и кто знает, как обернулось бы дело, не дерни его проституточка за руку… О чем она хотела спросить своего кавалера, навсегда осталось покрыто мраком неизвестности, потому как неприятности не замедлили последовать.

Отставив недопитый бокал, «команч» каким-то судорожным движением запустил левую руку (он, очевидно, был левшой) за правый борт своей джинсовки, одновременно вставая с высокой табуретки и разворачиваясь вполборота к залу. Еще секунда, и он упал на одно колено, держа пистолет прямо перед собой двумя вытянутыми руками, как в классических ковбойско-шерифских вестернах. Дважды полыхнуло. Грохот в тесном пространстве зала был просто оглушительным.

Знающие люди утверждают, что «макаров» не самый удачный из существующих в природе пистолетов. С этим трудно спорить. Конечно, далеко массовому российскому шпалеру до элитного «марголина», мощного «стечкина», да хоть бы и до слегка устаревшего, но по-прежнему любимого народом тульского «токарева», не говоря уж о любимой системе полковника Гурова – хищно-изящном, грациозном, как черная пантера, немецком «штайре» и прочей импортной экзотике. Но простоты в обращении и высокой начальной скорости пули у «макарки» не отнимешь, а из этого следует, что на расстоянии двух-трех метров он даже в не слишком опытных руках способен понаделать таких дел…

Он и понаделал. Первая пуля угодила Дунчонкину точно в середину груди и прошла навылет, разбив по пути огромный светильник в виде колонны из кварцевой трубы, наполненной подкрашенной смесью спирта и глицерина, с плавающими в ней нафталиновыми блестками. Уже мертвый, с кровавой дырой в спине, как трепыхающий крыльями обезглавленный петух, Дусенька судорожно оттолкнулся ногами от пола, как будто пытаясь встать. И тут его нашла вторая пуля, угодившая в левое ухо и на выходе снесшая Дунчонкину всю правую половину черепа. Кровавые ошметки с мерзким хлюпаньем шмякнулись в недоеденную порцию акульих плавников по-японски; фонтан из человеческих мозгов, крови и маринада из горького лимона брызнул на серебристую блузку брюнетки, до которой внезапно дошло, что у ее ресторанного спутника не хватает половины лица. Дико визжа, она оттолкнула стол, вскочила и, поскользнувшись в глицериновой луже, тяжело грохнулась прямо на труп, под ноги рванувшемуся к убийце официанту-корейцу, который, в свою очередь, по инерции перелетев через мертвого Дусеньку и отключившуюся в глубоком обмороке брюнетку, впоролся переносицей в столешницу.

Завоняло тухлятиной свежесгоревшего пороха, кровью и паленой изоляцией светильника. Человеческая психика – забавная штука. Когда наступает запредельное торможение, человек как бы отключается от всего и продолжает заниматься своим делом. Поэтому весь этот кошмар шел под сопровождение медленной, тягучей мелодии трио музыкантов на эстраде. На несколько секунд время словно остановилось. Музыканты опомнились одновременно с бодигардами покойного Дунчонкина: первые бросились к выходу, а пришедшие в себя телохранители – к «команчу»-убийце. Зал взорвался многоголосым криком. Все произошло настолько быстро, что человек едва успел бы спокойно сосчитать до десяти за этот промежуток спрессованного времени.

Уже упомянутый парнишка-охранник, насторожившийся с самого появления убийцы в зале «Счастливого дракона», рассказывал наутро следователю городской прокуратуры, что больше всего его потрясла полная неподвижность лица повернувшегося к ним убийцы. «Как робот какой или зомби из ужастика, – говорил он, чуть ли не стуча зубами от пережитого. – Спаси, господь, еще когда такое увидеть!» Не вставая с колена, тем же резким, дерганым, как у марионетки, движением «команч» подсунул еще дымящийся ствол пистолета под свой подбородок и нажал на спусковой крючок…