Кто последний к маньяку? - Марина Серова Страница 20

Мне, вероятно, удалось бы еще много чего услышать по поводу вчерашнего убийства Елены Кучиной, но я заметила, как толпа раздается, пропуская к двери Киреева. Его провожали недовольными, полупрезрительными, полуагрессивными взглядами. В спину ему неслись не очень лестные реплики.

Скользнув по мне неузнающим взглядом, он повернулся ко мне спиной и начал с беспокойством крутить головой и озираться по сторонам.

– Слава, я же у тебя за спиной, – сказала я приглушенным голосом в расчете, что, кроме него, никто меня не услышит.

Славка не обернулся, не посмотрел на меня, а только шагнул в проход, отодвинув рукой милиционера и глухо буркнув ему:

– Это со мной.

Едва пройдя коридор и очутившись в небольшом и безлюдном благодаря стараниям милиционеров холле, он остановился, повернулся ко мне, оглядел с ног до головы и снисходительно хмыкнул.

– Красавица! – произнес он саркастически после своего осмотра.

– И дурак! – парировала я. – Я, знаешь ли, предпочитаю больше не показываться на экране телевизора… Давай веди, где здесь можно поговорить без лишних ушей и телеобъективов.

Киреев повел меня не в гримерку, мы прошли мимо нее, о чем я догадалась по торчащему в длинном коридоре у одной из дверей милиционеру. Мы направились к кабинету директора, Славка по-хозяйски распахнул дверь предбанника и сказал секретарше:

– Никого не пускать. Даже самого Эмиля Францевича. Когда мне будет нужно, я его вызову. И не волнуйтесь так – я скоро освобожу его кабинет.

Секретарша глянула на него презрительно, но промолчала, видно, Эмиль Францевич дал ей соответствующие инструкции, как себя вести с Киреевым.

Меня она словно вообще не заметила. Я показалась ей пустым местом.

«Ах да, – сообразила я, вспомнив, как я «потрясающе» выгляжу, – я же сама к этому стремилась. Она, конечно, меня запомнит, но что она запомнит – стертые, типичные женские черты…»

– Садись, – сказал мне Славка, – а то упадешь, зашибешься, не дай бог…

Я послушно села. События сегодняшнего сумасшедшего утра уже научили меня быть готовой к любым, самым потрясающим неожиданностям.

– Губернатор и его команда не имеют к кадрам, на которых ты снята с Евстафьевым, никакого отношения. Команда производить какие-либо съемки Евстафьева на телевидение из администрации не поступала. Вчера никого в «Клондайк» не посылали. Более того, существует запрет, исходящий от вице-губернатора, показывать Евстафьева в каком-либо виде, по какому-либо поводу в эфире без специального разрешения вице-губернатора.

Славка посмотрел на меня, предвкушая эффект от того, что он сейчас мне сообщит.

– Так вот. Никакого согласования по поводу этой передачи не было. Кадры с Евстафьевым и, соответственно, с тобой вышли в эфир без одобрения вице-губернатора, мало того, без одобрения председателя комитета и даже главного редактора редакции оперативной информации. Решение о выпуске в эфир принимал дежурный редактор, он же и автор комментариев. Не хотел выпускать из своих рук такой материал. Мой человек предполагает, что, скорее всего, этот выскочка будет сегодня же уволен. Губернатору не нужны медвежьи услуги со стороны телевидения.

– Слушай, Киреев, что это за человек там у тебя, который в курсе всех дел и которому доступна столь конфиденциальная информация?

– Зачем тебе знать об этом? Я же не сую нос в твои дела, о которых мне знать не положено. Например, сколько тебе заплатит Евстафьев, если ты найдешь того, кто убил Ирэн?

– Успокойся, Славочка. Наслушался телевизионных сплетен про миллион долларов, бедненький… Вряд ли я возьму с него больше, чем обычно – двести долларов в сутки плюс накладные расходы.

– Ладно, извини. Но на телевидении – это мой человек, и тебе о нем знать ни к чему.

– Ты меня опережаешь с извинениями. Так и быть, я тогда извиняться не буду. Мне абсолютно все равно, кто работает на тебя на телевидении, которое контролирует губернатор, мне абсолютно все равно, на кого работаешь ты сам. Но я хочу знать, как попали на телецентр эти кадры, если их никто не снимал и не заказывал?

– А вот это момент очень интересный, я согласен. Но ответить, к сожалению, не смогу. Видеокассету с этой съемкой обнаружили сегодня на проходной в телецентр рано-рано утром. С простенькой запиской: «Служба информации. В эфир. Срочно!» Все. Больше ни ответа, ни привета. Поскольку такой способ передачи информации иногда практикуется на нашем телевидении, кассету, как только обнаружили, передали в рабочую студию. Она попала к дежурному редактору, который отсмотрел материал, узнал Евстафьева, тебя и решил распорядиться этой кассетой самостоятельно, поскольку председатель комитета и главный редактор службы информации были на Волге на турбазе, отмечали день рождения жены председателя, а к вице-губернатору у него выхода не было. И распорядился. Дал комментарии и пустил в эфир. Лавров скандального тележурналиста захотел. Губернатор, может быть, даже и доволен тем, что случилось все именно так. Но обязательно открестится от этой истории. А этому придурку-самоуправщику выдадут волчий билет. Он теперь не только в Тарасове, в соседних областях устроиться не сможет.

– Так видела охрана или нет, кто передавал пленку на проходную?

– Что может увидеть охрана в шесть часов утра. Ну, зашел какой-то мужичок, ничем не примечательный. Даже как одет, не могут описать. Попробовал позвонить по внутреннему телефону. Он на стене висит, на каком-то таком выступе, что, когда человек по нему звонит, его и не видно почти охраннику. По какому телефону звонил – неизвестно. Ну, позвонил, занято было, или не ответили ему. Повесил трубку, ушел. Минут через пять смотрят – кассета на подоконнике лежит. С запиской. Он оставил, не он, а кто его знает. Вот так вот они мне все и рассказали.

– Сама кассета что? Есть на ней еще хотя бы что-то? Следы старой записи?

– А ничего абсолютно. Чистая новая кассета. «Клондайк» на ней – первая запись, дальше – девственная пустота. Кассеты такие на каждом углу продаются за полтора червонца штука.

– Интересно, что бы все это значило? Как ты думаешь, Слав?

– Я не знаю, что все это значит, но человек, который передавал кассету со съемкой Евстафьева на телевидение, знал, что там эти кадры вызовут интерес. Большой интерес. Хотя, конечно, об отношениях губернатора и Евстафьева весь город знает. При чем здесь ты? Вот что хотелось бы мне понять.

– Я, кстати, могу быть и ни при чем. Снимали Евстафьева, я попала в кадр случайно, вот и все объяснение. Была бы на моем месте другая, прошлись бы по ней. Им же все равно, кого топтать.

– Им-то все равно, – возразил Киреев. – Но нам с тобой не все равно. Потому что топчут именно нас. И затопчут, если будем сидеть сложа руки.

– Все, Славка. Давай подводить итоги. Надо сказать, неутешительные. Опять мы с тобой ни хрена не узнали… По Кучиной есть что-нибудь?

– Что тут может быть по Кучиной, – накинулся на меня Славка, будто это я была в чем-то виновата, – когда толпа баранов прошла через гримерку после убийства. Это же дикари. Они ногами по ее крови топтались, лишь бы увидеть своими глазами, как искромсано ее тело. По всему театру кровь растащили… Я не могу этого понять, – кипятился Славка, – они разодрали почти всю ее одежду на сувениры! Представляешь, сувенирчики – обрывки окровавленной одежды! Тут двух милиционеров из местной охраны избили, пока опергруппа подъехала. Двенадцать человек задержали, сидят сейчас под замком, вечером отпустить придется, санкции на арест мне никто не даст.