Кавалькада - Уолтер Саттертуэйт Страница 20

— Если подумать, ужасно быть и вот таким гетеросексуалом.

Пуци улыбнулся.

— Да-да. Конечно.

— Пуци, — сказал я, — хочу попросить вас об одолжении.

— Конечно, Фил. О каком?

Но мне так ничего и не удалось ему сказать, во всяком случае тогда: взглянув в сторону выхода из переулка, я увидел, что он перекрыт. В тусклом свете фонарей на Вильгельмштрассе маячили четыре силуэта. Это были настоящие громилы — не то в рабочих спецовках, не то в куртках наподобие бушлатов. У каждого в правой руке по длинной дубине, прижатой к ноге. Громилы двинулись прямо на нас.

Я вспомнил, что оставил пистолет в чемодане, в гостинице.

Пуци тоже их заметил. И замер на месте. Я взял его за руку.

— Назад в бар, — сказал я.

Мы развернулись. И тут же увидали еще двух громил в дверях черного хода. Одеты они были так же, как и те четверо, — то ли в спецовки, то ли в бушлаты. Кто знает, может, они все из одного клуба.

Я посмотрел на тех четверых. Они, не торопясь, приближались.

Я повернулся к парочке, вышедшей из бара. Подойдя поближе, они как по команде распахнули свои куртки и достали дубинки. Тот, что был слева, огромный детина с путами светлых волос, выбивавшихся из-под черной кепки с козырьком, поднял дубинку и хлопнул ею по своей левой ладони. Я расслышал хлопок с десяти метров.

Он знал, что я слышу. Ухмыльнулся и снова хлопнул дубинкой по ладони.

* * *

Гостиница «Адлон»

Берлин

Вечер вторника

15 мая

Дорогая Ева!

Боюсь, я изрядно навеселе.

Думаю, после «Дом Периньона», а его было разливанное море, я вправе быть на взводе. И не только вправе. Я исполняю свой долг. У меня есть моральное обязательство.

Боже, какую чушь я несу! Лучше бы стащить с себя прелестное новенькое платье и завалиться в постель.

Насчет стаскивания платьев. Большую часть вечера я провела, наблюдая за женщиной по имени Целли де Райдт, которая именно этим и занималась. Она выступала примой в представлении под названием «Танец красоты», которое давали в кабаре «Черная кошка». Она вместе с другими танцовщицами исполняла серию так называемых эстетических Ausdruckstänze («выразительных танцев» — это на тот случай, если ты забыла немецкий, который госпожа Эпплуайт так старалась вбить нам в головы). Все началось с появления мисс де Райдт и ее труппы почти в чем мать родила, а закончилось тем, что мисс де Райдт с партнершами осталась в одежде Евы.

Последний танец был своеобразной трактовкой «Монашки» Кальдерона. [23]И надо сказать, весьма вольной, потому что закончился танец тем, что преследуемая монашка сорвала с себя рясу и принялась просить помощи у Пресвятой Богородицы, которая, не замедлив спуститься с пьедестала, в ярком свете прожектора начала ласкать ее обнаженные груди. В смысле — груди юной монашки, я имею в виду.

О Господи. Лучше остановиться, пока я совсем не запуталась. Лучше продолжу утром.

Но одну вещь я все же должна сказать: я встретила совершенно необыкновенного человека. Его зовут Эрик фон Динезен, он экстрасенс. И знает такое, чего никак не мог знать, не обладай он своего рода «шестым чувством». Просто потрясающе. Он показался мне совершенно необыкновенным.

А еще — хотя, впрочем, это не так уж важно — он фантастически хорош собой.

С любовью,

Джейн