Дневник киллера - Дэнни Кинг Страница 20

Как уже здесь упоминалось, я не пью. В общем и целом это верно, но бывают и исключения. Сейчас объясню. Как правило, я не притрагиваюсь к спиртному: мне не нравится ни его вкус, ни то, как оно на меня действует. Кроме того, я люблю всегда быть в форме — при моей работе это просто необходимо. Однако временами, когда становится совсем уж паршиво и трезвость трудно переносить, я пью. Выбираю этикетку покрасивее (обычно шотландское виски) и покупаю себе на вечер бутылочку. Только на один вечер. И выпускаю пар. Не очень часто, пару раз в год — в терапевтических целях, не более того.

Нужно упасть на самое дно, прежде чем всплывать.

И вот, вернувшись домой из гавани, я запер все оружие в сейф, положил ключ в конверт и отправил сам себе по почте. Потом пошел и купил по бутылке виски, водки и джина. Операция с сейфом и ключом — для моей собственной безопасности. Мне нельзя дотрагиваться до оружия в нетрезвом виде, иначе я пущу себе пулю в лоб. Обязательно.

— Вечеринка? — улыбнулся индус, стоящий за прилавком.

— Вроде того.

В узком кругу: только я да мои мертвецы.

Теперь включить сигнализацию, запереть двери и окна, задвинуть шторы — и вперед. Ненавижу виски, его бьющий в нос запах и тошнотворный солодовый привкус, который обволакивает язык. Каждый раз приходится привыкать заново. Еще два глотка, и бокал опустел.

— Как холодно… — повторяет Анджела, и я тороплюсь налить еще. — Холодно, холодно!

Ее лицо в воде, бледное, безжизненное… стоит перед глазами — никак от него не избавиться. Надо представить Анджелу живой и смеющейся… Нет, еще хуже. Она никогда больше не улыбнется мне, хотя, по правде говоря, Анджела и раньше была не очень-то улыбчивая. Вечно куксилась… Впрочем, куда ей до меня самого!

— Ты самый добрый человек на свете, — снова и снова твердит она, пока я пью виски и стараюсь забыть о том, что не сбылось.

— Вы поглядите, что сотворил со мной этот ублюдок, — жалуется Роуз. — Взял и задушил веревкой! Вы обе еще легко отделались — пуля в голову.

— Легко? — возмущается Дженет. — Будь проклят тот день, когда он пришел ко мне! Прикинулся этаким добрячком, кормил меня ужином, даже отдал свой пудинг, а самому было на меня наплевать!

— Вот именно, — соглашается Анджела. — Что он сделал для меня? А еще о любви говорил! Он любит одного только себя!

— Он хуже всех, с кем я встречалась!

— Чтобы быть мужчиной, мало отдать свой пудинг.

— Иан убил меня из-за моей ноги. Если бы у меня все было в порядке, он никогда бы так не поступил. Все говорил, что не обращает на ногу никакого внимания, а потом взял и убил! Он такой же, как все, нисколько не лучше!

— Он хуже.

— Хороший человек помог бы мне вместо того, чтобы душить.

— Хороший человек отдал бы мне пудинг и не стал устраивать из-за этого скандал.

— Хороший человек даже не заметил бы моей ноги. Я женщина, и мне нужен мужчина. Настоящий. А он и не мужчина вовсе!

— Он просто неудачник!

— Жалкий злобный неудачник, ничтожество!

Я с размаху разбиваю недопитую бутылку об пол и, не удержавшись на стуле, валюсь прямо на битое стекло. Встать на ноги никак не удается — мое тело весит не меньше тонны. После нескольких попыток я поднимаюсь наконец на четвереньки и выдергиваю из руки острые осколки, не в силах оторвать взгляд от ручейков крови, стекающих с локтя.

— Разве это рана? — презрительно бросает Роуз. — Пустяки, царапина.

— Погляди на мою голову, — восклицает Дженет, — вот это рана! Тебе бы так — тогда поймешь, что такое рана!

— Да где ему! — прищуривается Анджела. — Разве он выдержит? Он может только других убивать, а сам… Жалкий трус!

— Я не убью себя, — с усмешкой качаю я головой. — Ни сейчас, ни потом. Не надейтесь!

— Да куда тебе! — орут они хором. — Ты же не мужчина!

— Вам не удастся меня уговорить!

— Потому что ты эгоист! Ты всегда был эгоистом, с самого детства.

— Я не эгоист!

— Неправда, гляди! — Анджела откидывает волосы, открывая две дырки, каждая размером с мячик для гольфа. — Скажешь, это не эгоиста работа?

— Мне надо выпить!

— Тебе бы выпить тот цианид, что ты запер в сейф. Действует быстро: ничего не успеешь почувствовать.

— Я не собираюсь убивать себя!

— А почему бы и нет? Тебя же никто не любит, ты один-одинешенек, всем на тебя наплевать! Подумай, сколько женщин останутся в живых, если ты хоть раз поступишь как мужчина!

— Нет! Я этого не сделаю! Не хочу! Пожалуйста!

— Это единственный достойный поступок, которым ты можешь искупить свою дрянную никчемную жизнь! Нам уже не помочь, но ты можешь спасти других.

— Люди будут тебя уважать!

— Вот-вот, ты станешь в своем роде героем! Ты ведь всегда мечтал стать героем, верно?

— Живым героем! Какой смысл быть героем, если не получаешь от этого удовольствия?

— Самые великие герои все мертвы.

— Я их поздравляю.

— Ты что, боишься?

— Нет, не боюсь.

— Это же совсем не больно.

— Выстрели в себя и увидишь.

— Нет.

— Давай попробуй!

— Нет!

— Мы ждем тебя.

— Не могу, все заперто.

— Достань ключ.

— Он на почте.

— Неправда, он в почтовом ящике. Почту заберут только через час, ты можешь взять его, если хочешь, время еще есть.

— Возьми ключ!

— Просто достань его, можешь потом ничего не делать. Просто пойди и достань!

Я открываю водку и пью прямо из горлышка. Может, в самом деле пойти и взять ключ, — чтобы они наконец заткнулись? Отнести его в спальню и держаться оттуда подальше, вот и все. Сколько там времени? Еще пятьдесят минут, успею. А вдруг я все-таки убью себя?

Нет, не стоит.

Или, может быть…

Умирать не хочется, это я знаю точно. Но что, если они правы? Сколько еще жизней мне предстоит оборвать? Может быть, хватит? Я живу только для того, чтобы убивать по приказу Логана: у меня нет ни семьи, ни друзей, и никто никогда не захочет связать со мной жизнь. Сколько можно мучиться?