Главный свидетель - Фридрих Незнанский Страница 20

– Это от кого же? – удивилась Юлия.

– От вас, от кого же еще?

– Странно!.. Ну хорошо, я обещаю, что ваша шея останется в неприкосновенности. И что же дальше?

– Свидание чисто деловое, но я с удовольствием перенесу его на завтра. Если вы…

– Что – если я?

– Попросите меня об этом.

Взгляд Фили был чист, как хрустальная вода горного источника. Ему просто нельзя было не верить. Даже если к недоверию имелись бы все основания.

– Ну предположим, что я попросила. Предположим! Что бы вы на это сказали?

– Спросил бы: какие у вас планы? Это во-первых. А во-вторых, попробовал бы внести в них некоторые коррективы, которые вам могли бы наверняка понравиться. Но – опять-таки если! Итак?

– Планов никаких, – честно ответила Юлия. – Целый день болела голова, а вы оказались в прямом смысле слова волшебником. Теперь я чувствую себя прекрасно. А что вы можете предложить?

– По правде говоря, хочу жрать. Не есть, а именно жрать. Чтоб хороший кусок мяса, лучше с кровью. И не цедить этот керосин, – он небрежно оттолкнул от себя пустой бокал, – а что-нибудь ядреное! Наше, родное. Да в домашних условиях. И – расслабиться… Иногда бывает просто надо. Ко всему прочему, я не большой любитель ресторанной кухни. Чтоб есть вкусно, надо приготовить своими руками! Но это так, общие рассуждения, не обращайте внимания.

– Ну почему же? Я как раз полностью разделяю ваши… – она с готовностью улыбнулась, – вкусы и привязанности. И потом, вы так хищно изобразили, как будете рвать на части острое мясо, что у меня у самой в животе заурчало! – Она заливисто рассмеялась. Тряхнула роскошными черными кудрями, запрокинула голову, демонстрируя совершенную линию горла и подбородка. Игриво стрельнула глазами.

Филя неожиданно обратил внимание, что ее пальцы все еще лежат на его руке, и положил свою ладонь сверху, слегка сжав их. Не надо много усилий, чтобы женщина ощутила твердость его намерений. Проницательный долгий взгляд – глаза в глаза, легкое, слегка беспомощное движение губ, тяжкий выдох и… они поднялись одновременно.

Подавая ей на вешалке меховое манто, он чуточку прижал ее к себе. Понял, что она уже готова пребывать в этом состоянии сколько ему будет угодно. Поэтому шустро накинул, не запахивая, и свое кашемировое изделие, взятое из шкафа спецодежды в «Глории», и, бережно держа женщину под локоток, вывел ее на улицу, прямо к сверкающему своему «БМВ».

На миг почудилось, что его уколол чей-то очень внимательный взгляд. Удержался, не стал озираться. Но когда уже устроил Юлию на сиденье и захлопнул дверцу, обойдя машину со своей стороны, прежде чем сесть самому, кинул взгляд туда, где таилась опасность. И чуть не расхохотался. Выглядывая из-за угла, за ними наблюдала Лидия. Подумал: бедная девочка! Это ж только представить, что сейчас у нее в башке-то делается! И потом, неужели она все-таки приняла эту игру всерьез? А что, черт их знает, этих безмужних баб!..

Алексей Петрович Кротов любил бильярд. Не в том смысле, что был азартным игроком, нет. Особого азарта он вообще как-то не испытывал, поскольку заранее профессионально-грамотно рассчитывал все свои действия. А бильярд для него был одним из верных способов решения тех или иных задач. Плюс определенная острота риска. Всегда ведь имеется возможность наткнуться на более сильного игрока.

Готовясь к встрече с Борисом Осинцевым, он постарался предварительно выяснить, какие увлечения и интересы превалируют в характере обувного короля. Чем он занимается вообще, помимо, как говорится, основной работы – то есть накопления денег? Что он любит еще, кроме женщин? И почему имеет место такой странный разброс вкуса – от великолепной Инны до заморенной воздержаниями Марины. Если суть отражена в принципе: хочу перепробовать все, – совсем необязательно по каждому случаю играть свадьбу. И проявлять при этом поистине королевскую щедрость по отношению ко всем бывшим своим женам.

Кротов был, конечно, знаком с Осинцевым, но шапочно, однажды и походя. Борис, он знал, несомненно умный и деятельный бизнесмен, съевший на своем деле собаку. Талант, которого не отнимешь. И видимо, он поставил дело так, что оно развивается само, сохраняя постоянную тенденцию к росту и занимая только часть внимания хозяина. Наведенные справки выдали достаточно емкую информацию о том, где, с кем и когда проводит основное свое время Борис Аркадьевич. Так вот, одним из пунктов его частых визитов была бильярдная Дома писателей. Хорошо, кстати, знакомая и Алексею Петровичу.

Прежде это место вообще считалось наиболее престижным среди ему подобных. Шары можно было покатать и в Доме архитекторов, и в Доме кино. Даже в Парке культуры и отдыха имени пролетарского писателя при большом желании всегда можно было оторваться в охотку. Но в ЦДЛ, в уютном подвальчике возле буфета, Алексей Петрович мог позволить себе покейфовать, запросто сражаясь против живого классика советской литературы, чье имя было у всех, что называется, на устах. Мог иной раз позволить себе даже и проиграть в шутку какому-нибудь набирающему известность молодому поэту или прозаику, явившемуся к зеленому сукну с заведомой целью ободрать чужака и тем самым оплатить свой уже заказанный стол наверху, в Дубовом зале ресторана. Все это бывало – раньше.

А теперь литераторы куда-то подевались, уступив собственные законные места пришлым нуворишам от бизнеса, которые весь свой личный интерес сводят к тому, чтобы от пуза «накутаться» по соседству с теперь уже вечно моложавым великим Евтушенко либо с постоянно сутулящимся от тяжкого бремени славы Вознесенским…

Итак, Борис Аркадьевич предпочитал бильярдную ЦДЛ. Маркер, предупрежденный Кротовым, обещал дать немедленно знать, как только Осинцев изволит появиться в подвальчике.

Удача оказалась на стороне Алексея Петровича: звонок от маркера последовал несколько часов спустя. А еще через тридцать минут Кротов уже и сам спускался к зеленым столам под большими квадратными абажурами.

Встреченный в дверях маркером, он сунул тому американскую купюру с изображенным на ней президентом Грантом и вступил «под своды».

Осинцев поднял голову и взглянул без всякого интереса на вошедшего. Кротов вежливо кивнул. Осинцев малость подумал и кивнул тоже – но небрежно, как бы походя и даже непонятно кому.

Алексей Петрович отказался от фальшивых услуг маркера и стал наблюдать за игрой Осинцева с его партнером, гонявшими по сукну «американку». Преимущество олигарха было явным. Либо его партнер мазал нарочно и не забивал такие нары, оставлять которые на поле было просто неприлично. Детский сад какой-то. Кротов постарался сделать так, чтобы его личные ощущения от этой игры ясно обозначались на лице: он напрягался, морщился при неудачных ударах, взглядом словно подсказывал, какой шар надо бить, – короче, болел изо всех сил. За неудачи соперника, разумеется. Что не должно было, по его расчетам, укрыться от внимания Осинцева.

И добился своего. Закончив партию, Борис Аркадьевич, поглядев на Кротова, изволил кивнуть, словно приглашая к более близкому знакомству.