Русская тайна Казановы - Юлия Ефимова Страница 20

* * *

Глеб Гусь был в превосходном настроении. Его отдых начинался очень хорошо, даже маман, которая обычно раздражала его, сейчас бесила не так сильно. Вообще, с матерью они жили неплохо и даже ладили. Когда-то она объяснила маленькому Глебу, что его отец космонавт и погиб, как Гагарин, смертью героя, и это вполне устроило шестилетнего мальчика. Вопрос, почему у него мамина девичья фамилия, не приходил ребенку в его наивную голову, и все всех устраивало.

Первое недопонимание между ними возникло в его десять лет, когда мама выскочила замуж за француза Виктора де Морье. Маленький Глеб отказался ехать в далекую и такую чужую ему страну. Покричав для приличия, Нора оставила его в Москве со своими на тот момент еще живыми родителями.

Дед и бабка жалели внука, как они говорили, сиротинушку, и всячески баловали мальчика, а вот мать пропала на долгие три года, напрочь забыв про сына. Вернулась она словно Кутузов после Бородино, покорив Францию, французов, а главное, похоронив старика де Морье и получив солидное наследство. Дед с бабкой тогда один за другим ушли в лучший мир, а Глеб вновь стал жить с матерью, но теперь в статусе мажора. Счастье штука изменчивая, и через год мать привела к ним в дом молодого человека по имени Николай. Он был всего на шесть лет старше Глеба и очень от этого комплексовал. Но стеснения будущего отчима продлились недолго. Мать стала называть его на французский манер Ники, а тот уверенно привыкал к роскоши, которую Нора де Морье честным трудом привезла из Франции. По тому, как мать смотрела на Ники, Глеб понял, что это не Виктор де Морье и что это надолго, а потому решил просто смириться. Так начался третий этап их противостояния с матерью. Теперь оно не было открытым, а принимало роль партизанской войны, когда один радовался промахам другого, но внешне не показывал вида.

Даже когда Глеб решил поступать в академию ФСБ, мать смеялась ему в лицо и говорила, что его не возьмут, слишком намешанная у него родословная. Глеб и сам больше всего переживал именно по этому поводу, так как в остальном он был лучшим. Но то ли времена изменились, то ли мать сильно преувеличивала сложность его родословной, но проблем не возникло. Это как будто даже расстроило родительницу, но, как и Глеб, Нора умела держать лицо. Правда, в долгу она не осталась и со времени его поступления в академию перекрыла всю финансовую помощь, объясняя это тем, что мужчина должен учиться сам зарабатывать себе на жизнь и делает она это в сугубо воспитательных целях. Так и продолжались взаимные уколы, пока Глеб не стал понимать, что паразит Ники, уже десять лет сосущий кровь и финансы из его матери, нагло ей изменяет. Он оперился и к тридцати годам совсем забыл, из какого говна его вытащила мать, благодарность таяла с каждым годом, а сейчас и вовсе исчезла, превратившись в высокомерие. Причем, если раньше его интрижки не представляли ничего серьезного, то сейчас все изменилось. Глеб видел, каким ненавистным взглядом Ники смотрит на Нору – так могут смотреть только на тех, кто стоит на пути к объекту обожания, – а это значит, наш птенчик оперился и по уши влюбился. Рассказать Норе было очень просто, но Глеб так не любил, тут нужна была схема.

Глеб понимал, что это чревато и обязательно выльется во что-то большое и отвратительное, и готовился поддержать мать, гладить ее по голове, приговаривая «я же тебя предупреждал». Противостояние уходило на второй план. Общая угроза объединяет людей, а Ники был угрозой, способной нарушить покой в их таком родном болоте. Нора была стервой, но своей стервой, которую временами становилось даже жаль. Более того, деньги имеют свойство заканчиваться, особенно если никто не работает, а все только тратят. Конечно, кризис еще не наступил, но Глеб заметил, что материнский гардероб стал скромнее, машины Ники менялись все реже, а путешествия были все проще. Это угнетало мать, она теряла рычаги давления на своего молодого мужа, и он начинал хаметь, показывая свое быдлячье происхождение.

Но даже паразит Ники не мог сейчас изменить прекрасного настроения Глеба – море, солнце, свадьба Златы, любимой сестренки, с которой прошло детство у деда и бабки в играх и многочисленных концертах, они устраивали их на семейных праздниках. Детство, проведенное на вкусных пирогах, которые уплетались с теплым молоком. К старшей Кире он тоже относился неплохо, но Злата была его любимицей – в отличие от сестры, тихой и забитой, она чувствовала свое превосходство над остальными и не стеснялась это демонстрировать. Она всегда знала, что особенная.

Глебу было немного жаль, что златовласка выходит замуж за простого мужика, пусть и богатого. Он предрекал ей более интересное будущее и был несколько разочарован выбором сестры. Хотя, возможно, это только начало череды ее побед и разочарований, но как же вовремя Злата надумала выходить замуж, как кстати Глебу ее свадьба, ведь у него тоже все только начинается, и он намерен не упустить свое.

* * *

– Где вы шляетесь? – Валенок встречала их у входа во двор, словно хотела о чем-то предупредить. – Кир, а что у тебя на голове? – между прочим спросила она, но, видимо, на самом деле это ее мало интересовало, потому что, не дожидаясь ответа, Валентина тут же продолжила: – Я сейчас такое видела!

– Прилет марсиан, – предположил Янис.

– Вот несмешно, – махнула на него Валя и, оглядываясь, словно боясь, что ее кто-нибудь увидит, потащила их в кусты, которые раскидывали свою густую зелень по периметру участка.

– Ой, это что такое? – воскликнул Янис. – Я весь поцарапался, я не хочу дальше, стойте.

– Валенок, – вторила ему Кира почему-то шепотом, – я тоже туда не хочу.

– Да поняла я уже, – согласилась упорная подруга, – стоим здесь. Что у вас за кусты такие?

– Роза английская кустовая, – пояснила Кира на полном серьезе.

– А чего она не цветет? – возмутилась Валя.

– Ты сейчас серьезно это спрашиваешь? – пришла в недоумение Кира. Она потирала уже поврежденные места, стараясь, чтобы шипы не прикасались к коже.

– Роза, – бурчала Валя, – английская. Что, нельзя было посадить смородину? Что за позерство, я тоже поцарапалась. Ладно, стоим здесь.

– Но я полностью так и не влез, – возмутился Янис. – Вторая половина меня предательски выглядывает. Если это принципиально, то я могу поднапрячься.

– Вот вечно ты так, – сказала Валентина. – Слабое звено: то лицо у него сгорит, то задняя часть не влезет. Невезучий ты какой-то.

– До встречи с вами я был очень даже везучий, – протискиваясь к общему собранию и прикрывая свою тыльную часть кустарником, обиженно произнес Янис. – Возможно, это заразно и передалось мне от вас воздушно-капельным путем. Давайте уже перейдем к основной теме нашего секретного, как я понимаю, собрания в розах, – предложил он, потирая обожженное, а теперь еще и поцарапанное лицо.

– Так мы-то готовы, – развела руками, насколько это было возможно, Валя, – это ты все болтаешь и болтаешь. Как девочка, ей-богу. – И, проигнорировав Яниса, который уже открыл рот, чтобы возмутиться, выдала страшную фразу: – Сегодня вечером в вашем доме собираются кого-то убить.