Эхо-парк - Майкл Коннелли Страница 20

– Значит, в десять? – уточнил Босх.

– В десять.

– Есть еще что-нибудь, что мне важно знать, Оливас?

Босха занимало, почему Оливас находится у прокурора, но не хотелось прямо об этом спрашивать.

– Собственно говоря, есть одна проблема… В некотором роде деликатная. Мы как раз обсуждали это с Риком.

– Какая проблема?

– Догадайтесь, на что я сейчас смотрю.

Чтобы не вспылить, Босх глубоко выдохнул. Кажется, Оливас намеревался тянуть резину. Босх знал его менее одного дня и уже с уверенностью мог сказать: ему не нравится этот человек и никогда не понравится.

– На что же?

– На ваши записи из пятьдесят первой формы по делу Жесто.

Оливас ссылался на «Следственную хронологию», сводный перечень записываемых по часам и датам всех моментов следствия: от учета затрат времени детективами и предпринимаемых ими действий до записи повседневных телефонных звонков, принятых и переданных сообщений – в том числе вопросов от СМИ и наводок от граждан. Обычно эти записи вначале велись от руки, с применением методов стенографии и всевозможных сокращений, обновляясь и дополняясь ежедневно, порой даже ежечасно. Затем, когда страница заполнялась до конца, ее перепечатывали на специальный бланк, по так называемой пятьдесят первой форме, уже в полном виде. Это делалось на тот случай, если дело перейдет в суд: тогда адвокатам, судьям и присяжным может потребоваться ознакомиться с пошаговым ходом следствия.

– Так что там с ними? – поинтересовался Босх.

– Я смотрю на последнюю строчку на странице четырнадцать. Запись от двадцать девятого сентября 1993 года, время 18.40. Видимо, как раз перед уходом с работы. Под записью стоят инициалы: Дж. Э.

Босх почувствовал, как к горлу подкатывает желчь. Что бы там ни имел в виду Оливас, но он явно смаковал сообщение.

– Наверное, – нетерпеливо проговорил Босх, – запись была сделана моим тогдашним напарником, Джерри Эдгаром. Что в ней, Оливас?

– Тут говорится… Сейчас я зачитаю: «Роберт Саксон, дата рождения 11.03.71. Видел сообщение в „Таймсе“. Был в супермаркете „Мейфэр“ и видел М. Ж. одну. Никто за ней не следовал». Далее приводится номер телефона Саксона – и больше ничего! Но и этого довольно, Лихач! Вы понимаете, что это значит?

Босх понимал. Он только что попросил Киз отследить данные Роберта Саксона на предмет криминальной биографии. Это были либо вымышленные, либо настоящие имя и фамилия человека, известного ныне как Рейнард Уэйтс. Эти имя и фамилия, упоминаемые в старых материалах дела, теперь связали Уэйтса с делом Жесто. Это также означало, что тринадцать лет назад Босх и Эдгар имели шанс выйти на Уэйтса-Саксона. Но по причинам, которых Гарри не помнил или о которых вообще не знал, они этим шансом не воспользовались. Босх не помнил конкретной записи в пятьдесят первой форме. В «Следственной хронологии» содержались десятки страниц, заполненных одно-двустрочными записями.

– Это единственное упоминание Саксона в Книге убийства? – спросил он.

– Из того, что я пока увидел, – да. Я просмотрел все дважды. В первый раз даже пропустил эту запись. Затем, во второй раз, я сказал себе: «Эй, да я же знаю эти имя и фамилию». Босх, это липовые данные, использованные Уэйтсом вначале девяностых. Они должны находиться в тех папках, которые мы вам дали.

– Да.

– Это означает, Босх, что тогда он звонил вам с коллегой. Убийца звонил вам, а вы с напарником это прошляпили. Похоже, никто так и не проверил человека, даже не прогнал его данные через ящик. Подумайте, у вас был псевдоним убийцы и его телефонный номер, а вы не сделали ровно ничего. Понятно, вы ведь не знали, что он убийца. Просто какой-то гражданин, желающий рассказать о том, что он видел. Он пытался использовать вас, собираясь выведать что-нибудь о расследовании. Только Эдгар не клюнул. Был конец рабочего дня, и он, наверное, уже мечтал о том, как бы пропустить первый мартини. – Босх молчал, и Оливас с готовностью спешил заполнить вакуум: – Плоховато, знаете ли. Не исключено, что все дело могло завершиться прямо тогда же. Утром мы порасспросим об этом Уэйтса.

Оливас и его мелочный мирок уже перестали иметь значение для Босха. Никакие уколы и шпильки не проникали сквозь густое темное облако, что начало его окутывать. Босх прекрасно понимал: если бы на Роберта Саксона тогда обратили внимание, то довольно было бы простой, рутинной проверки по компьютерной базе данных фальшивых фамилий, чтобы вывести следствие на Рейнарда Уэйтса и его предыдущий арест. Это автоматически сделало бы Уэйтса подозреваемым, а не просто сомнительным субъектом, вроде Энтони Гарланда. Настоящим, веским подозреваемым. А это, бесспорно, повернуло бы весь ход расследования в ином направлении.

Но этого не произошло. Теперь совершенно ясно, что ни Эдгар, ни Босх не прогнали фамилию через компьютерную базу данных. И Босх сознавал, что эта оплошность стоила жизни двум женщинам, закончившим свое существование в мешках для мусора, и еще семи, о которых Уэйтс намеревался рассказать им на следующий день.

– Оливас? – окликнул Босх.

– Да, Босх.

– Не забудьте принести завтра Книгу убийства с собой. Я хочу взглянуть на пятьдесят первую форму.

– О нет, не забуду. Она же понадобится нам для ведения допроса.

Босх закрыл телефон. Он почувствовал, как его дыхание участилось. Спина, прижатая к спинке сиденья, разогрелась и вспотела. Он открыл окна и постарался дышать ровно. Сейчас Гарри находился вблизи Паркер-центра, но подъехал к обочине и остановился.

То, что случилось, было кошмаром каждого детектива. Наихудший сценарий расследования. Упущенный след – проигнорированный, а то и просто загубленный. Что-то темное и зловещее, гибельное, крадущееся в тени, разрушающее жизнь за жизнью. Да, верно, все детективы совершают ошибки и обречены потом жить среди этих сожалений. Но Босх чуял: этот нарыв злокачественный. Он будет расти и разрастаться, пока не заглушит все. Пока он сам не станет последней жертвой, а его жизнь – последней загубленной жизнью.

Он отъехал от обочины и влился в поток машин, чтобы впустить свежего воздуха в окна. Затем, визжа тормозами, резко развернулся и двинулся домой.