Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс - Наталья Андреева Страница 2

Иногда ей давали деньги. Больше мужчины, чем женщины, хотя, по логике вещей, женщины должны быть жалостливее. Она разглядывала денежные купюры с любопытством. Будто и не такие, как в мамином кошельке. Вещи из другой жизни, случайно попавшие в ее руки. Мать радовалась деньгам, потому и не препятствовала поездкам дочери на переезд.

А она купюры брала, но неохотно. Это та же жалость, только еще более унизительная. Как будто можно купить прощение за то, что ты здоров, и ноги у тебя в порядке, и жизнь удалась. За девятнадцать лет своего существования она меняла мнение об этих людях неоднократно. От любопытства маленького ребенка, через надежду быть замеченной ими и ожидание того, что они тоже в чем-то несчастны, до откровенной ненависти. Нет, они не выглядели несчастными. Во всяком случае, когда сидели в своих машинах перед опущенным шлагбаумом. Она видела их лица: нетерпение, двигающиеся челюсти, занятые жвачкой либо сигаретой, ленивое перебрасывание словами. И нескрываемое удовлетворение от того, что они едут на своей машине в Москву, в теплые квартиры со всеми удобствами, отдохнувшие, может быть, и уставшие, но не измотанные этой усталостью, как ее мать, а лишь слегка обремененные. Слегка, потому что все это смывается в горячей ванне за каких-нибудь полчаса. Но может быть, она и не права. Потому что ничего не знает о той жизни.

Она могла бы ездить не к переезду, а в лес и вдоль опушки, где тишина и покой. Но жажда жизни толкала в противоположную сторону. К людям, а не от них. Словно высшая сила, которая пишет в книге судеб, приглядывалась к девушке и решала: дать ей шанс или оставить все как есть.

И однажды наступил день, который изменил все. Это было десятое августа. Уже давно по всем каналам телевидения твердили о надвигающемся солнечном затмении. Говорили о нем как о возможном конце света, о грозящих в связи с этим природных катаклизмах, спешили уведомить о необыкновенном зрелище, которым можно насладиться в определенных точках земного шара. Она же относилась к грядущему нерядовому событию равнодушно: где-то в большом мире люди ждут очередного развлечения. И перемен. А вдруг? Они ведь тоже не в силах ничего изменить, а потому ждут вмешательства свыше. Но тому, кто свыше, это неинтересно и хлопотно так же, как и всем тем, кто проезжает мимо девушки в инвалидном кресле, неинтересно вмешательство в ее жизнь. А потому ничего не изменится и измениться не может. День накануне солнечного затмения ничем не отличается от других дней.

Было тепло, солнечно и ветрено. Хорошая погода для прогулки, если повязать косынку. Можно долго сидеть у обочины, наблюдая за тем, как мимо проезжают машины. Люди едут с дачи. Вечер, скоро начнет темнеть. Август не май – осень близко.

Ура! Переезд звенит! Значит, та красивая машина серебристого цвета обязательно затормозит и даст себя рассмотреть. Если водитель попытается сбросить скорость. Но он, кажется, решил проскочить под опускающийся шлагбаум. Торопится. А жаль. И не стоит ему так рисковать.

Увиденное потом она воспроизводила в памяти неоднократно. Тут нельзя ошибиться. Важна любая подробность, если есть шанс изменить свою жизнь в корне. Любая мелочь, любая деталь, которая на первый взгляд может показаться незначительной. Итак…

…– Слушай, когда ты мне наконец носки постираешь?

– Брось в стиральную машину. Тебе что, трудно на кнопку нажать?

– Может быть, я хочу, чтобы ты нажала?

– И что это изменит?

Он замолчал, глядя на дорогу. Черт знает что за день! С самого утра не заладилось! И даже в машине, по дороге домой они с женой продолжают выяснять отношения. Вот так можно нарваться: жениться на нормальной женщине, радоваться, когда она рожает детей, много лет терпеть ее капризы, во всем потакать, и в итоге рядом с тобой окажется существо непонятного пола, которое целый день бренчит на гитаре и смотрит в потолок. На мужа ноль внимания, дети сами по себе.

Пока ее бренчание не приносило денег и он мог оборвать жену в любой момент, у них была семья. И на терзания жены он смотрел сквозь пальцы. Поесть приготовила, белье постирала, посуду помыла – сиди, смотри в потолок. Пока не надо укладывать детей спать. Но за последние три года все встало с ног на голову. Теперь жена в доме главная. Потому что она зарабатывает столько денег, что его жалкая зарплата – вещь условная и идет ему же на карманные расходы. Вернее, шла. Ведь последний год он вообще не работает. Все в доме, а также эта новая дорогая машина, серебристый «Форд», куплено на ее деньги. И трехэтажный коттедж, и мебель в нем, и гараж на две машины, и пристройки. Все это оплатила она, безумная, непонятная женщина. С утра у нее опять была истерика. Вот и теперь сидит, смотрит на дорогу и скулит:

– Мне плохо.

– Голова болит?

– Нет.

– Живот?

– Нет.

– А что?

– Душа.

И он не выдержал:

– Слушай, ну, сколько можно надо мной издеваться? Что ты за человек? У нее душа болит! Скажи еще, что за все человечество! Я устал, слышишь? Да чтоб они провалились, твои деньги!

– Если я умру, ты станешь очень богатым человеком, – усмехнулась жена. – И свободным.

– Да скорей бы! – сорвалось у него.

– Ты меня так ненавидишь?

Он промолчал. Ну, как ей объяснить? Он – посредственность, самый обычный человек, который и не мечтал о той жизни, какой теперь мучается. Жена – знаменитость, машина – иномарка, квартиру сменили на огромный, только что отстроенный коттедж. Зачем все? Слава, большие деньги, важные гости, которых другие видят только на экране телевизора. И безумная женщина, что бродит по дому и поет известные на всю страну песни. Вызывающие всенародный восторг. И требует от него того же восторга. Есть же предел терпению? Эта женщина постоянно изводит себя, а заодно и других. Ей противопоказано все, кроме одиночества, но как раз его-то она особенно не выносит. Ей непременно надо кого-то мучить. А муж – самый подходящий для пыток объект. Потому что он ничтожество, полный ноль, неудачник и ко всему прочему не хочет даже сам постирать себе носки! Но разве для того он женился пятнадцать лет назад, чтобы заниматься домашним хозяйством и слушать бесконечное нытье этой совершенно чужой ему теперь женщины?

– Ты меня ненавидишь? – повторила она.

– Слушай, ты можешь помолчать? Шлагбаум сейчас опустится. Проскочим?

Он оглянулся. Машин сзади нет. Те, что спереди, уже уехали. Никого. Даже дежурная не вышла из своей будки, чтобы встретить поезд. Замерла на пороге, прислонившись к дверному косяку. Взгляд безразличный, пустой. Пьяная, что ли?

– Ты никогда меня не понимал! Ты серость! Тупой, одноклеточный организм! Примитив! И все вы такие! Как я попала в этот мир?! Ну как?!

– Ну и убирайся отсюда!..

…А в той, другой, жизни меж тем происходил настоящий кошмар. Серебристая, новенькая и очень красивая иномарка, не сбрасывая скорости, взлетела на переезд. А шлагбаум почти уже опустился. Скорый поезд летит, он уже близко, долгий гудок звенит набатом. Машина дорогая, хорошая. Мощный мотор, да и водитель опытный. Успеет. Успевает. Но в тот момент, когда машина передними колесами касается земли, из нее вдруг вываливается женщина и падает прямо на рельсы. Водитель, видимо, не успевает среагировать, и машина проносится дальше. Женщина же по непонятной причине делает рывок в противоположную сторону. Быть может, инстинктивно. А поезд уже не остановить. Неизбежное столкновение, где у человека нет шансов. Женщина буквально размазана железной громадой, подробности ужасны. Много крови.