Убийственная лыжня - Йорг Маурер Страница 2

We are red, we are white, we are Danysh dynamite! — слышалось Оге Сёренсену снизу. Неужели половина Дании была здесь? Он вошел в наклонный подъемник и проехал оставшиеся шестьдесят метров выше к верхней части трамплина. Там он сразу же попал в поле зрения международных камер. Одна линза с дистанционным управлением особенно нагло приближалась к нему, и тут Оге решил немного пошутить: погладил себя по животу и произнес губами слова Rødgrød med fløde! в камеру. Это было его любимым лакомством. Чтобы мама в Скагене услышала.

Если ему удастся более-менее прилично скатиться вниз, то, может быть, даже королева Маргарита лично подаст ему руку. Последним датчанином, которому удалось кое-чего добиться в прыжках с трамплина, был Олаф Рюе в 1803 году, и это случилось почти двести лет тому назад. Не то чтобы лично Оге что-нибудь перепало от общения с датской принцессой, но мама наверняка обрадовалась бы. Ему дали знак отправляться на старт. На бруске для отталкивания была приклеена — очень мило! — телеграмма лыжного клуба Скагена: «Удачи точка ты их всех сделаешь точка». Оге съехал на середину балки и оттолкнулся. Он быстро набрал скорость и скользил под углом 35 градусов вниз. Учащенный пульс, повышенное давление, адреналин и другие проявления, повышение содержания сахара в крови, все остальное, чтобы прийти в хорошее настроение. Ходили слухи, что у финна Лефа Раутаваара в ухо был вставлен iPod, когда он съезжал в долину. Несколько национальных команд уже выражали протест, это ведь тоже был своего рода допинг. В прессе шли рассуждения о том, что же Раутаваара слушал в течение нескольких секунд. Пятая симфония Бетховена (та-тата-ТААА!!) подошла бы по продолжительности, «Полет шмеля» Римского-Корсакова (брзлдидль-бр-злбдидль-брзль…) лучше всего отображал одержимую энергию прыгуна, а «Альпийская симфония» Рихарда Штрауса (ВРОММ!!! БЛОММ!!! ФЛОММШ) подходила как нельзя лучше к прелестному пышному предгорью Альп. Однако некоторые предполагали, что Раутаваара летел вниз в долину под сопровождение подходящей на все случаи жизни песни Пауля Симона (Slip slidin’ away…).

Оге Сёренсен отбросил все отвлекающие игры воображения. Он сконцентрировался, сфокусировался на отрыве от трамплина. Концентрация на главное, туннельное мышление. Сразу же нужно было вызвать в памяти тысячу раз тренированный спуск, который за десятые доли секунды доставлял до стола отрыва, а это при прыжке с трамплина имеет самое большое значение. Взгляд Оге сузился. Очень далеко впереди он еще слышал свое имя, а потом обычное нарастающее «Ах» и «Ох» толпы. Двадцать шесть тысяч зрителей вытянули головы вверх. И даже скандинавская богиня асов Скади (компетенции: охота, горы, зима) сидела у него на плечах и уже распростерла бережно крылья, чтобы окрылить его на пути в бездну.

Отрыв от трамплина был великолепным, как по учебнику, и датский Икар взлетел высоко в небо. Его позу, естественно, нельзя было сравнить с отточенными фигурными полетами Хаппонена, Канкконена или Ахонена, но, окрыленный богиней Скади, он держался в воздухе исключительно достойно. Двадцать шесть тысяч голов следили за серпантином, спрессованной параболой y²=2px, ипсилон — в квадрате — равняется — 2 р-х-Шленцер. Но сейчас, на самой высшей точке конического сечения, на той точке, выше которой уже нет, датчанин начал петлять, переходить в штопор, ложился на бок, как байдарочник в новом потоке воды, это не было хорошей техникой полета, это вообще уже не было никакой техникой, нет, это было падение с высоты. Оге слегка подтянул одну ногу и повернулся боком вокруг своей оси; летя спиной вперед, он пытался собраться, пытался воспротивиться этому неминуемому падению в бездну, но вновь стал грести и барахтаться, и из испуганного рокота толпы уже прорывались отдельные язвительные выкрики.

Кое-кто в секторах от А до Д там внизу еще надеялся, что он еще справится с собой, единственный член национальной сборной Дании, к которому хотя бы уже поэтому проявляли немного симпатии. Кое-кто думал, что это, возможно, просто шутка, небольшой вставной номер, скандинавский розыгрыш. Но это была не шутка. Это было падение. И теперь рокот и крики переросли в пронзительный визг. Диктор стадиона, обычно всегда готовый ко всяким неожиданностям, заорал в микрофон:

— Господи, только не это!

А потом и он замолк. Датчанин слетел стремительно на наклонную полосу приземления, и, прежде чем он ударился о нее, многие отвернулись. Казалось, что хруст костей было слышно до самых дальних частей стадиона.