Прокурорская крыша - Николай Старинщиков Страница 2

– Я подумаю, – твердо пообещал он. – Как это называется? О пожизненном содержании с иждивением?… А я, значит, иждивенец буду…

– Ну да!

– Понятно…

Тамара закусывать не торопилась. Явно где-то накормили. Где – не скажет, хоть пытай. Черт дернул связаться. Не может без нее теперь Александр Сергеевич. Прилип.

– Ешь, говорю, курицу, – велел хозяин. Он взял в руки длинный нож. Отпилил ножку и протянул.

– Кушай. Ноги ведь еле носишь…

Однако та продолжала все ту же тему:

– Ты только представь себе… Никаких проблем. Подписал бумажку – и гуляй себе на здоровье. Раз в месяц к тебе приходят, деньги приносят, уколы делают.

– Серьезно, что ли?

– В зависимости от медицинских показаний…

Тамара попробовала ножку: сообразил целиком птицу в духовку засунуть. Женщина бы до такого не додумалась.

Выпили еще по рюмке, закусили и принялись собираться.

– Странно, – удивлялся Лушников. – Голова больше не кружится… Выходит, сто грамм – самое лучшее лекарство.

– Это пока, – возражала Тамара Борисовна. – Потом хуже будет. К тому же, если превысить дозу…

Тамара принялась развивать похмельный вопрос. Сергеич внимательно слушал. Гражданская жена – все-таки медик. Кто, кроме нее, может подсказать. Придется подчиниться и жить согласно рецептам.

Они выбрались из квартиры на улицу и пошли по тротуару среди прочих прохожих.

Бывший летчик во все ноздри дышал весенним воздухом. Лицо порозовело.

Они повернули в сторону магазина «Полянка» и встретили по пути старого знакомого и родню Ваню Гирина. Сергеич остановился, несмотря на холодный взгляд молодой супруги.

– Как живешь, Иван? Не летаешь больше на своем вертолете?!

Естественно, Ваня давно не летал. Это была всего лишь шутка.

Иван протянул крепкую руку:

– Давно тебя не видел, – и уставился вопросительно на женщину.

– Тамара Борисовна, – улыбнулся Сергеич. – Моя супруга.

– Когда ты успел?! – удивлялся Гирин. – И ничего не сказал!

– Да мы это… Без росписи.

– Тогда понятно. А ты слышал, может? Этот, Уляхин который… Николай… Кажется, с катушек съехал полковничек. Квартиру придумал на меньшую обменять. Чтобы, говорит, меньше платить. Ну?… Не дурак ли?!.. И жена у него согласилась…

Тамара Борисовна незаметно придавила Лушникова пальцами у локтевого сгиба. Стоять неохота человеку.

– Не работаешь? – продолжал спрашивать Гирин.

– Какой там! – Александр Сергеевич отрицательно качнул головой. – Сам еле хожу, а ты говоришь – работа…

– Сын-то хоть пишет? – допрашивал бывший товарищ.

– Нет, – добросовестно признался тот. – Не пишет уже чуть не год. И концов найти не могу. Надо бы запрос в округ послать, да все некогда. Болею. Голова кружится.

– То-то я смотрю на тебя – зеленый ты. – Гирин внимательно взглянул на друга. – Бледный. Какой у тебя диагноз?

Ответ оказался удручающим: «Опущение всего организма».

Гирин оттопырил нижнюю губу. Интересный диагноз. Старухам обычно такие ставят. Специально. Чтобы не приставали к людям с расспросами. Надорвались по молодости – к чему теперь вопросы!..

– Ты больше гуляй, – учил вертолетчик Гирин. – На свежем воздухе. Нагружай большие мышцы тела…

– Какие?

– Ноги!.. – воскликнул Гирин. – И таблетки жрать перестань! От них у тебя все дела! Понял?!

Лушников мотнул головой. Вроде бы понял.

Гирин даже смотреть не хотел в сторону Тамары Борисовны. В квартиру вцепилась – не оторвешь. Сказать бы об этом Лушникову, да разве же он поверит. На тридцатник подцепил себя моложе и доволен, маразматик.

– А вы кем работаете? – обернулся он все же к даме.

– Медсестрой…

Гирин получил ответ, скомкал губы и опустил книзу глаза, неторопливо соображая.

– Вот оно что, – проговорил. – Медсестра, значить? Это для него хорошо. – И к Сергеичу: – Это как раз для тебя…

И пошел прочь, тряся головой и все больше удивляясь. Это ж надо! Молоденькую отхватил.

– Кто такой? – спросила Тамара Борисовна поникшим голосом. – Что ему нужно?

– Кто его знает… – Лушников пожал плечами и шагнул дальше.

Возле газетного киоска он опять притормозил. Конвертов купить бы. Письмо не во что положить для сына.

– Чего тебе? – Тамара вновь уцепилась в локоть.

– Конверты… – произнес Сергеич тоскующим голосом. Однако Тамара его осадила. У нее дома целая пачка… Зачем ему деньги тратить.

– Принеси тогда. Письмецо хочу написать… – оживился Лушников.

Тамара не ответила – лишь прижалась грудью к его руке и вновь отпрянула. Разговор на уровне жестов. С Ириной у Сергеича было все по-другому. Та старалась говорить языком. Она давно разыскала бы сына. Сынок тоже хорош: появился в прошлом году на годины матери, увидел, что отец связался с какой-то медичкой, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. А ведь Александр Сергеевич не встречную-поперечную нашел себе тоже. Медицинского работника. Ирина тоже была медиком. Первая. Родная жена.

Сделав крюк вокруг квартала, они вернулись к дому, остановились у подъезда. Под ложечкой у Лушникова сосало. Проголодался. Голова не шумела, хотелось жить и даже творить на благо общества.

– Я почему вчера не пришла-то, – вспомнила Тамара. – У меня же дочь со внуком приехала. Вот такие дела… – Она опустила голову. – Даже не знаю, как теперь помещаться будем в комнате… Она ведь решила, что здесь будет жить. Неудача у нее вышла в жизни.

Сергеич оживился при этих словах: – А ты совсем перебирайся ко мне! Жить будешь у меня, а они там пусть кувыркаются…

Тамара кивнула, продолжая смотреть под ноги. Задала дочка задачу: решай, мама, а она будет рядышком сидеть и посматривать, когда за нее решают.

– Пора мне… Жрать небось хотят…

– Нет, ты погоди! – встрепенулся Сергеич. – А вещи-то?… Я помогу. С дочерью за одно познакомлюсь…

– Потом как-нибудь. А вещи не надо пока трогать. До вечера.

Она шагнула от подъезда. Ее ждали дела.

– Конверты не забудь.

Тамара остановилась. Удивленно посмотрела Сергеичу в лицо.

– Позабыла совсем… Обязательно принесу… И на почту отнесу, а ты пиши пока.

Она развернулась и, не оглядываясь, пошагала к себе домой, на соседнюю улицу, оставив Сергеича одного размышлять о смысле жизни и мужском одиночестве. Там у нее теперь своя родная кровинка.

Вот и скажите в таком случае, думал Сергеич, может такая жизнь человеку понравиться или нет?! Только что было их двое – и вдруг вновь одиночество нахлынуло. Может такая ситуация удовлетворять человека? То-то и оно! Потому и стремился Сергеич вырваться из нее. Сын вот только не хочет понять. Уехал к себе на остров и молчит. Гордый…