Богат и немного женат - Маргарита Южина Страница 2

И раздетый мужчина блеснул здоровенным перстнем, в котором, как показалось Дусе, сверкал настоящий бриллиант.

– Золотой? – на всякий случай уточнил Евдоким.

– Ну ты совсем, что ли? – обиделся собеседник. – А какой же?! Мало того – золотой, у него еще и брюлик натуральный!

У Дуси зашлось сердце. У него никогда в жизни не было золотых украшений. Вот деньги лежат где-то, пользуется ими матушка на всю катушку, а он, Дуся, даже затрапезного колечка себе позволить не может. Хотя... ему больше цепочку бы хотелось, но... Если этот перстень и в самом деле с бриллиантом, то его на цепочку поменять как нечего делать.

– Ну я прям и не знаю... – начал он набивать себе цену. – Конечно, можно тебя куда-нибудь затолкать, в тот хозблок, он отдельно от роддома стоит, но...

И в это время Дуся увидел, как к мусорным бакам стремительной походкой направляется Пашка. Блин, когда надо, его фиг отыщешь, а когда не надо – вот он, пожалуйста! Торопится!

– Дуся! Привет! А меня к тебе Кирилловна погнала, чтоб, значит, ты не надорвался... – весело фыркнул Пашка.

– Поздно! Я уже надорвался, – сурово отрезал Дуся и стал спиной загораживать незнакомца.

Тот, видимо, понял его неправильно, потому что стал тыкать ему в карман брюк перстень. Конечно, Дусе пришлось взять – не станет же он сам выкидывать такие драгоценные вещи прямо возле мусорных бачков!

– О! А это кто там? – сразу же узрел мужчину в плавках Пашка. – Чего он там делает?

– Он... его надо к нам, в хозблок, – серьезно заявил Дуся. – Это... это журналист! Хочет рассмотреть жизнь роддома изнутри. Поэтому... Ну чего стоишь! Давай спрячем его в тюк и поволокем. Я ж один не управлюсь!

Пашка по инерции ухватился за угол куля и вместе с Дусей они покорячились к черному ходу.

– Ну... ну, блин, ваще... – пыхтел Пашка. – Чего он такой откормленный-то? Слышь, Дуся, а как он жизнь роддома изнутри рассмотрит, если мы его в хозблок затолкаем?

– Да ему какая разница, что смотреть... – пыхтел Дуся, таща поклажу к отдельно стоящему небольшому кирпичному строению. – Пусть... пусть смотрит, что у нас в хозяйстве имеется. Это ж не военная база, не страшно...

Они дотащили мужчину до строения, Дуся открыл ключом двери – все знали, что ключи лежат под крыльцом, но все делали вид, что это никому не известно, и мужчина вылез из тюка.

– Ну, мужики, спасибо! Век не забуду. Меня часов в шесть откроете, и все нормально будет, ага?

– Ага... – буркнул Дуся.

– Ты хоть халат черный на себя нацепи, вон, чей-то старый висит, – посоветовал Пашка.

Мужчина послушно ухватил халат и натянул на себя. Халатец оказался коротковат, из-под подола торчали сиротливые волосатые ноги, а рукава едва доходили до локтей, но мужчина сразу почувствовал себя намного увереннее.

– Ты еще поройся аккуратненько, здесь на тряпки старые одеяла оставляют... – снова посоветовал Пашка, но Дуся уже тянул его из хозблока.

– Ну все, пойдем, а то кто-нибудь заметит... Ты, мужик, если кого услышишь – зарывайся в тряпье, и ни гу-гу. Хотя... у нас сюда почти никто не заходит... В последний раз только роженица... мать троих детей приходила, встречу с мужем здесь назначала, наши девчонки ей ключи давали, так это было еще по весне. Так что... до шести продержишься.

И Дуся, утянув Пашку за рукав, быстро направился к зданию роддома, сжимая через карман приятный комочек прекрасного перстня.

– Скажи гад, да? – обиженно выпячивал нижнюю челюсть Пашка. – Мы его, значит, перли, прятали, а он нам... ну хоть бы по сотке сунул за старания! Скупердяй!

– А как же обыкновенная доброта? – прищурился Дуся от справедливого гнева. – Ты уже без денег и шагу ступить не можешь! А если у человека горе? А если у него эти сотки... если ему даже положить некуда эти сотки, тогда как? Вот прихватила его беда, и пожалуйста – выскочил раздетым, на холод! У человека горе! Катастрофа, несчастье!

– А чего такое-то? – выпучился Пашка.

– Да от любовницы удирал, к той муж заявился.

– А-а... вот эти мужья... Ну нет чтоб жене позвонить, да? Дескать, встречай, любимая, еду, через полчаса буду, так они... я так вот своей каждый раз звоню... – похвастался Пашка и вдруг замер. – Слышь, Дуся... а на кой хрен я-то как дурак своей звоню каждый раз?! Вот, блин, баран! То-то я смотрю... прихожу, а она вся такая красная... раскрасневшаяся, и все чего-то под стол да под диван ногой заталкивает!

– Думаешь – любовника? – вмиг посерьезнел Дуся.

– Да нет... но его носки – запросто! Или там, может, галстук какой...

– Да ну! – успокоил друга Дуся. – Какой дурак к твоей Вальке в галстуке приходить будет? Да ну, на фиг... Да к ней и вовсе никакого любовника не затащишь! Она ж у тебя страшная как смертный грех!

– Че-е-егоо-о-о?! – вытаращился Пашка. – С чегой-то моя Валька страшная, а?! Да она... она... ну не красавица, конечно, так это потому что... это потому что она рябая вся! Ну и что! А у тебя-то самого, можно подумать, дома красавица, да?!

– А я не женат! – парировал Дуся.

– Вот! – победно ткнул пальцем прямо в брюхо Дусе Пашка. – За тебя даже никакая рябая не пошла! А я... Я – муж! И моя Валька... у нее знаешь сколько любовников! Ха! Да у нее полгорода! У нее... блин! Ну если хоть одного встречу – удавлю!

Так, мило переговариваясь, они дошли до корпуса. Дела разбросали их по разным этажам. Голова Дуси все так же продолжала раскалываться, но на нее уже не хватало времени, потому что почти одновременно привезли четырех рожениц, и отчего-то обязательно надо было тащить их на носилках, будто бы они сами не могли дотопать! Нет, трое-то потом с носилок спрыгнули и робко посеменили к Людмиле Ивановне в приемный покой, а вот одна... ну такая вредина попалась, прямо ни на минуту не отпускала от себя санитаров, и Олег с Дусей прямо-таки взмокли, таскаючи ее с этажа на этаж, а сзади еще бежала медсестричка Раечка и жужжала в самые уши:

– Не вздумайте уронить, у нее, говорят, муж такая шишка-а-а!

Дуся измотался с этими носилками, как верблюд, и уже поглядывал на часы – когда же кончится смена, когда к нему подбежал запыхавшийся Пашка.

– Дуся! Евдоким! Ну оглох, что ль?!! Филин! Иди сюда! Быстро иди!

Дуся быстро идти не хотел, у него как раз выдалась спокойная минутка, и Ирочка – медсестра с третьего этажа – угощала его чаем.

– Дуся!

– Ну чего тебе? – нехотя повернулся тот. – Вот, Ирочка, как тяжело быть добросовестным работником – всем тебя надо, все тебя куда-то тянут, как куклу резиновую...

Ирочка фыркнула, а у Пашки вытянулось лицо:

– Какая кукла! Иди сюда, говорю!

Дуся вальяжно отставил чашку с отбитой ручкой и подошел к другу.

– Дуська! Наш мужик того... помер, кажется! – с побелевшим лицом прошептал Пашка прямо в лицо Дусе.