Ты отдашь все! - Марина Серова Страница 2

Гайворонский же предпочитал видеть в Заботкине еврея, потому что сам для себя он решил этот вопрос уже давно. И, будучи консерватором по натуре, он не был склонен менять свое мнение. Всеволод Олегович работал директором местного краеведческого музея, страдал славянофильством, идеализировал царскую Россию, а также, подобно многим русским интеллигентам, обостренно воспринимал еврейский вопрос.

В данной компании было принято подшучивать над веселой безобидной парой Заботкиных, не имевших в своих жилах ни капли еврейской крови. Усугубился этот вопрос после того, как Максим женился на Марине, чернобровой уроженке Дона, которую вся компания тоже радостно записала в «дщерь Сиона». Марина, хоть и обладала светло-зеленым цветом глаз, а такой смуглости, как у супруга, в лице ее не наблюдалось, тоже была брюнеткой, к тому же, волосы ее вились. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что пресловутый Лева Марков, также давний друг как Заботкина, так и Гайворонского, по матери был чистокровным евреем, и на этом основании несколько лет тому назад он эмигрировал в Германию. Но, в принципе, этот момент был не так уж и важен. Определяющим было другое – приезд Маркова в Россию грозил семье Заботкиных некими финансовыми осложнениями. И именно об этом и думали сейчас Максим и Марина.

– Он насовсем, что ли? – уточнил Максим.

– Ну да, насовсем, – проворчал Сева, насыпая в стакан уже шестую ложку сахару.

Директор краеведческого музея вообще был склонен к театральности. Он с удовольствием играл в быту в различные игры. Сюда относились как флирт с Мариной, подтрунивания над ней и ее мужем, вознесение персоны Левы Маркова на некий пьедестал «священности», так и постоянные намеки на скупость «еврейской семейки». Он всякий раз усердно смаковал эти темы и старался всем, чем мог, подчеркнуть все это. Отсюда и его замечание насчет ужина, и шесть-семь ложек сахару в чае. Максим посматривал на эти кривляния, посмеиваясь, а вот Марина, обвинять которую в скупости было бы совсем уже несправедливо, немного обижалась. Она всегда старалась угостить друзей чем могла, а Всеволода в этом смысле она порой даже баловала. Но Гайворонский все равно всякий раз с маниакальной настойчивостью, по инерции, нападал на Заботкиных, а те, давно привыкшие к его манерам, также по инерции отбивались.

– И что он здесь забыл? – прихлебывая чай с вареньем, спросил Заботкин. – Я имею в виду господина Льва Маркова.

Гайворонский бросил взгляд на вазочку и бухнул себе в чай еще и варенье. Хотя и Максим, и Марина прекрасно знали, что вообще-то он предпочитает несладкий чай. Максим только хмыкнул и сочувственно покачал головой, а Марина демонстративно выставила на стол целую банку.

– Работать он здесь будет! – гордо вздернув голову, заявил Гайворонский.

– А почему ему в Германии не работается? – продолжал Максим.

Сева изобразил на лице некую таинственность и вместо ответа спросил:

– А вы уже трепещете?

– Да что нам трепетать-то! – не выдержала Марина. – Говоришь, словно мы преступники какие-то! Это совсем не остроумно! Хватит уже твоих дурацких шуточек, надоело! Тоже мне, комик!

– Я просто хотел вас подготовить, – смущенно ответил Гайворонский и скромно отпил из стакана свой сироп. – Я же знаю, что вы не любите Леву!

Так было всегда. Сева осыпа#л Заботкиных неприятными, несправедливыми шуточками и держался с ними напыщенно, но когда Марина вот так прикрикивала на него, он моментально делался тихим и послушным. После этого с ним уже можно было говорить серьезно и спокойно. Хотя и это, скорее, входило в «комплект» его театральности.

– Да разве в этом дело, – вздохнула Марина. – За что нам его не любить? Тут другое... А ты как будто не знаешь о наших проблемах, – упрекнула она Гайворонского, продолжавшего виновато прятать глаза.

Максим, подрыгивая одной ногой, положенной на другую, продолжал «допрос»:

– А жить он где собирается? К Лиманской, наверное, пойдет в приживалы?

Тут Сева принял негодующий вид.

– К этой недостойной женщине? – презрительно скривил он губы. – Лева скорее удавится!

– Ну в общем-то, это, наверное, правильно, – согласился Заботкин. – Так все же, где он жить-то намерен?

– Он квартиру себе купит, – гордо ответил Гайворонский, так, словно это он сам сумел заработать кучу денег на новую квартиру.

– Удивительное дело, – проговорил Максим. – Человек уехал в Германию на ПМЖ – и вдруг возвращается в нашу дыру, собирается покупать квартиру и оставаться здесь работать! Смех, да и только! Разве он уезжал туда только для того, чтобы заработать на квартиру? Там он ее и так должен был получить.

– Не все так просто, юноша, – снисходительно пояснил Гайворонский. – Там Лева кто? Простой таксист. А он кандидат наук, между прочим!

– Так мы тут все почти что кандидаты, – недоуменно пожала плечами Марина.

– Вы – «почти», а Лева – кандидат, – упрямо повторил Всеволод Олегович.

Заботкин хмыкнул. А его жена, не выдержав, заметила:

– Понятное дело, с его специальностью в Германии вряд ли найдешь работу по профессии! Он же это знал прекрасно, когда уезжал. Историк, который в свое время защитил диссертацию на тему «Историческое значение двадцать шестого съезда КПСС», наверное, там не нужен.

Сева смущенно и несколько виновато опустил голову. Пряча глаза, он заявил куда-то в сторону:

– Мне он все равно нравится!

После этого расхохотались все, и даже сам Сева заулыбался. И, тем не менее, он продолжил:

– Лева замечательный! Он добрый и наивный! Он деньги заработал! Приедет, квартиру купит! А если вы еще ему долг отдадите, то и машину.

– Неужели в Германии он до сих пор не купил себе машину? – удивился Максим.

– Купил! – оскорбился за Леву Гайворонский. – Но это – для немецких дорог машина. Ему здесь наша нужна, отечественная. К тому же, для нее и запчасти дешевле.

– А еще нас евреями обзывает! – всплеснув руками, засмеялась Марина, однако на ее лице появилось выражение некой тревоги и озабоченности.

– И когда он приезжает? – спросил Максим.

– Восьмого будет в Москве, – придвигая к Марине пустой стакан и намекая, что неплохо бы «повторить», ответил Сева.

Пока Марина ходила в кухню за чайником, Сева наклонился к Максиму и, приняв чрезвычайно озабоченный вид, спросил:

– Как у нее дела-то?

Максим, сразу поняв, что именно Гайворонский имеет в виду, покосился на дверь и ответил:

– Скоро все определится.

– Но как и что определится? – не отставал Сева.

– Да вроде нормально все. Врач говорит, что лечение прошло успешно, нужно показаться ему еще раз, – не очень охотно поведал Максим, глядя на стол и вертя в руках зажигалку. – А потом она будет наблюдаться уже здесь, в местной клинике.