Под ручку с мафией - Марина Серова Страница 2

И вокруг там было очень живописно. Музыканты то и дело с воодушевлением отрывали «Пару гнедых» в ритме доброго рок-н-ролла; на танцплощадке в паузах неизменно оставалась одна и та же пара, и он, присев на корточки и уперевшись для верности руками в пол, громко целовал ей колени; когда начиналась музыка, они уходили выпить и поспевали назад только к концу танца, так что им никто не мешал; а за соседним столиком старичок с плоской лысиной и в великолепном смокинге осторожно катал ладонью по скатерти зеленый горошек, и мы с Костей пришли к выводу, что это он его так вытирает и что желудок старичка не переваривает майонез.

Словом, все было здорово настолько, что осталось здорово даже после того, как возле нас возник из небытия и забвения добрый молодец с приклеенной к лицу очень вежливой полуулыбкой. Он подал мне коротенькую записочку, что-то вроде: «Элла Владимировна Шубарова, владелица заведения, где Вы сейчас отдыхаете, просит у Татьяны Александровны Ивановой встречи в удобное для нее время для консультации по конфиденциальному вопросу».

Пока Костя дочитывал записочку, я уже успела согласиться. А что? Я была не у дел. Деньги, правда, еще оставались.

— Хорошо, завтра в двенадцать, — сказала я, — нет, пожалуй, в три.

Этот, что записку принес, кладет передо мной бумажный прямоугольник с золотыми завитками — визитка Эллы Владимировны.

— Где состоится встреча, позвольте узнать?

Я внимательно смотрю на его портрет и медленно объясняю:

— В кабинете Эллы Владимировны.

Вечер мы продолжили и закончили в том же ключе, а на следующий день я сидела дома, пила кофе и мне очень не хотелось ехать на встречу с Эллой Владимировной Шубаровой ни к двенадцати, ни к трем. К трем, правда, я была чуть бодрее. Но слово было сказано, и ехать мне пришлось.

Элла Владимировна оказалась женщиной лет пятидесяти — пятидесяти пяти, небольшого роста, с несколько полноватой, но хорошо сохранившейся фигурой. Почему-то ей нравились раскосые глаза, на мой взгляд, напрасно, при ее русском иконописном лике. А вот голос был с «трещинкой» и немного грубоват, как это бывает у курящих, хотя с сигаретой я ее так никогда и не увидела.

Маячивший в ресторанных дверях швейцар, которому впору было бы работать молотобойцем, проводил меня к ней, после того как я вручила ему хозяйскую визитку.

Шубарова сразу отослала этого коня, и хорошо сделала, мне при нем было неуютно.

— Баночку «Туборга»? — любезно проворковала хозяюшка. Видно, была в курсе нашего с Костей вчерашнего расслабления.

— Спасибо, лучше чашку кофе.

Кофе быстро принесли.

— Танечка! Можно я так буду вас называть?

Я приподняла брови, любезно соглашаясь.

— Наслышана о вас и уверена — никто нам больше не поможет. Мы в отчаянном положении. А в милицию просто боимся обращаться, тем более что мы и так уже у них на виду. Вчера, приметив вас в зале, я подумала, что это дело рук провидения, и не удержалась от немедленного обращения к вам с просьбой о встрече. Как у вас со временем, Танечка?

Вот новости, значит, есть, если я здесь.

— Дело в том, что этого в двух словах не изложишь. — И началось. — Мы с сыном живем вдвоем, неподалеку отсюда, в своем доме. Уверяю вас, Станислав прекрасный парень, очень добрый и вежливый. Я бы сказала, даже не от мира сего — сегодняшнего. Слова грубого от него никогда не услышишь.

Элла Владимировна отвернулась, прикусила губу.

— Что с ним случилось? — проговорила я как можно мягче.

— Мы люди небедные. Живем, правда, умеренно. И Станислав воспитан в таком духе — излишеств себе не позволяет ни в чем никогда. И вдруг он меняется.

Недавно мы с ним были в Греции. Стасик очень скучал по дому, дни считал до возвращения. А какой счастливый был, когда мы летели назад! Верите ли, светился весь! А тут вскоре по возвращении начал пить.

Элла Владимировна порывисто поднялась, прошла к окну в малиновых шторах, топнула ногой:

— Подонки!

Пока что мне было интересно наблюдать за ней. Менялась она довольно искусно, но ее игре чего-то недоставало, увлеченности, что ли? Словом, мне казалось, что переживает она не так сильно, как хочет продемонстрировать.

— Какой-то грубый стал, колючий, меня избегает. Я — к нему, он — от меня. Смотрит мимо. А когда его пьяным привезли, он ведь сам идти не мог, я поняла — дело нешуточное, медлить больше нельзя.

Пока мы были в Греции, здесь ограбили наш дом. Поначалу я думала, что он из-за этого переживает. Он так любил отца. От мужа осталась коллекция старинного оружия — унесли самое ценное. Стас воспринял это как надругательство над памятью. Мои побрякушки тоже пропали, но я вполовину так не огорчилась. Хотя стоят они солидно. Там тоже было кое-что антикварное. С ним была истерика, — продолжала Элла Владимировна, — он сорвался по-настоящему впервые в жизни. Но я проявила твердость! И сын рассказал мне все. Подонки!

Элла Владимировна саданула кулаком по столу, и моя чашка с недопитым кофе покатилась по полу.

— Стас рассказал мне, что какие-то негодяи имеют наглость ему угрожать! Если напрямую, Танечка, — мадам, сжав мою руку, проникновенно сверлила меня взглядом, — кое-какими возможностями я располагаю, ну, вы понимаете, да? И защититься от всякой шпаны способна сама.

Я вспомнила «коня» у входных дверей. Да уж!

— Но Стас меня убедил, и я верю ему, что обычные методы здесь неприменимы. На него клевещут. Его шантажируют. Я не знаю, что это за клевета, на этот вопрос он категорически отказался отвечать, но я знаю, чем ему угрожают. Вы — специалист, вы найдете способ выдоить из него эту информацию.

Интересное дело, она говорит так, будто мы уже достигли договоренности. И сразу — доить Стасика. Бр-р, как это?

— Эти ублюдки уверяют, что способны нанять и свидетелей, и соучастников и подтасовать факты так, что самая гнусная их ложь будет выглядеть чистой правдой.

— Как я понимаю, Станислава хотят оклеветать, поставив ему в вину совершение какого-то преступления?

— Это гнусно, гнусно! Стаса, вы подумайте только!

— Но это не так просто сделать.

— Эх, Танечка, мы с вами современные люди и знаем, что в наше время деньги решают все. А располагая средствами от реализации того, что они вынесли из нашего дома… — Шубарова развела руками.

— Ну, это еще надо реализовать.

— Нет, нет, нет, необязательно! Можно заложить под «черный нал». Это несложно. Сумма, конечно, будет меньше, чем от продажи, но и ее для такого дела хватит вполне.

— Хорошо! — бодро воскликнула я. — Что же конкретно грозит вашему сыну, запусти эта публика свой механизм в действие?

— Говорю только с его слов, — мадам в подтверждение собственной искренности закрыла глаза, — как минимум опорочить его честное имя, а это уже очень много, ведь мы — бизнесмены, для нас репутация — это все. А как максимум, — она вдруг перекосила рот и всхлипнула, — скамья подсудимых!