От греха подальше - Марина Серова Страница 2

Пронзительный и будто охрипший после долгого молчания телефонный звонок вернул меня в мир реальности.

— Привет, Танюха, — негромко произнесли на том конце провода. И время остановилось. Но только на миг. Затем стремительно помчалось вспять и отбросило меня в далекую юность, почти детство, к событиям десятилетней давности.

— Привет, Танюха, — произносил этот же голос в те далекие дни, и ноги становились ватными, и комок, на секунду застрявший в горле, срывался и катился куда-то вниз, а сердце замирало.

Он был живой легендой нашего института. Герман. Так называли его все, от застенчивых первокурсниц до бородатых аспирантов… «Герман», — шептали вечерами девочки в общежитии. «Герман», — произносили самые отчаянные головорезы и крепко пожимали его твердую ладонь. У него так и не появилось клички, хотя называть друг друга по имени было тогда не принято. Я до сих пор не знаю его фамилии и не знала ее никогда. Она просто была не нужна. Было имя — Герман. Сказать, что его уважали, значит, ничего не сказать. Не просто уважали, не просто побаивались. И даже не просто восхищались. Его буквально боготворили. И это было поразительно.

Герман завораживал всех своей непохожестью, нетипичностью. Оригинальность? Пожалуй, и это определение не подходило к этому человеку.

Он никогда не появлялся на многочисленных студенческих пьянках, не курил, не заигрывал с симпатичными абитуриентками, не посещал дискотек. При его появлении даже не очень фривольный анекдот казался пошлостью. У него не было близких друзей. Впрочем, не было и врагов. Хотя, возможно, были тайные недоброжелатели, но они предпочитали оставаться тайными.

Учился он блестяще, и учеба давалась ему легко. Он был немногословен, хотя его нельзя было назвать замкнутым. Его фразы передавались из уст в уста и часто становились последним аргументом в споре. «А Герман сказал…» — и разногласия прекращались.

Однажды на стадионе возник спор о приемах самбо. Каждый отстаивал свой любимый прием и доказывал его преимущества.

— Самый действенный способ самозащиты без оружия — это вовремя убежать, — как-то сказал Герман. И никто не засмеялся. Такое мог сказать только тот, чья смелость не вызывала сомнений. А Герман был смелым. И сильным.

Одним из первых он начал заниматься восточными единоборствами. Уже потом это стало повальным увлечением, и на ближайшей к институту стройке поубавилось целых кирпичей. Так развлекались наши мальчики.

Я не помню, чтобы Герман решал свои проблемы с помощью силы. А может быть, не находилось желающих испытать эту силу на себе?

Герман говорил, что любой предмет в умелых руках может стать оружием. И если какая-то вещь кажется тебе совершенно безобидной — значит, ты просто не знаешь, как ее можно использовать. И ему верили.

У большинства из нас еще отовсюду выпирало детство, а он в свои двадцать лет был мужчиной в самом серьезном и прекрасном смысле этого слова.

Однажды после лекций Герман подошел ко мне и предложил погулять. Я не поверила своему счастью. Глаза моментально наполнились слезами, и несколько минут я не могла повернуть к нему голову. Все вокруг окрасилось в радужные тона, однако я успела заметить десятки взглядов, направленных в нашу сторону…

Я не помню, по каким улицам мы гуляли и на каких скамейках сидели в тот вечер. Не помню, о чем он рассказывал мне. До меня просто не доходил смысл его слов, потому что в моей голове звучала древняя, как мир, женская песня, состоящая из одной повторяющейся фразы: «Ты выбрал меня!»

Мое счастье продолжалось полгода.

Оно закончилось ранним апрельским утром после короткого телефонного разговора. Даже не разговора, потому что я так ничего и не ответила ему.

— Танюха, я уезжаю. Навсегда. Прощай, — произнес бесконечно родной голос. С тех пор я этого голоса не слышала. И не видела его обладателя. Если не считать одного случая.

Три года назад я увидела Германа по телевизору. В какой-то информационной программе. Ведущий рассказывал о поездке нашей делегации на высшем уровне то ли в Америку, то ли в Швейцарию. На экране суетились корреспонденты с микрофонами и фотоаппаратами. Президент, прищурившись, делился впечатлениями от своей встречи с представителями НАТО и Белого дома. В нескольких шагах от него стоял Герман. Какие-то секунды я наблюдала, как он спокойно и сосредоточенно разглядывал что-то или кого-то за пределами телеэкрана…

— Привет, Танюха, — произнес тот же голос десять лет спустя, и я поняла, что узнала бы его из тысячи…

— Герман? Ты где?

— Я рядом. Можно зайти?

— Конечно.

Щелкнула входная дверь, и кто-то вошел в мою квартиру. Это был Герман.

Он всегда умел появляться неожиданно и так же неожиданно исчезать. И хотя я понимаю, что для людей нашей профессии не существует запертых дверей и сотовый телефон для меня не в новинку, мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.

Он не оставил мне времени подготовиться к его появлению. Застал меня врасплох и использовал свое преимущество для изучения моей внешности и отыскания следов, оставленных на моем лице неумолимым временем.

Еще больше я растерялась, отметив в его глазах взгляд, какой бывает у людей, чей замысел получает блестящее воплощение.

— Ты мало изменился, — наконец сумела я произнести членораздельно.

Действительно, Герман почти не изменился и внешне. Может быть, немного поправился, что при его почти двухметровом росте было совсем не лишним. Десять лет назад его можно было сравнить с молоденьким догом, в котором только опытный кинолог может распознать красивое гармоничное существо, каким ему предстоит стать через некоторое время. Сейчас Герман находился в поре расцвета. Дорогой элегантный костюм выгодно подчеркивал достоинства его фигуры, а небольшой шрам на левой скуле только добавлял ему шарма.

— Милости просим, — сказала я, окончательно придя в себя, и широким жестом пригласила его в гостиную.

Несколько минут мы обменивались несвязными ироничными фразами в поисках той единственно верной интонации, соответствующей моменту и нашим нынешним отношениям. Это было довольно непросто, во всяком случае, для меня.

— Откуда ты свалился на мою голову? — устав от светского обмена любезностями, спросила я напрямик.

— Это далеко не такой простой вопрос, — ответил Герман совершенно серьезно. — Моя жизнь не предполагает публичности, и написать мемуары я смогу еще очень нескоро. Одно могу сказать совершенно точно: в Тарасове за все эти годы я не был ни разу.

— Герман, давай сразу договоримся — я не считаю себя несчастной брошенной девочкой. И я не поверю, что ты приехал повидаться со мной.

— Для девушки у тебя есть один, но существенный недостаток, — отпарировал Герман мгновенно. — Ты чересчур умна.

Мы одновременно рассмеялись, и напряженность между нами исчезла. Он поведал мне, что много лет не имел отпуска, и вот теперь в кои-то веки выдалась свободная неделя. Он с товарищами решил провести ее на одном из волжских островов, где, по слухам, рыба клюет на пустой крючок. Мое предложение «спрыснуть» нашу встречу он отклонил, напомнив, что никогда не употреблял спиртных напитков, не курил и нарушать своих принципов не хочет даже ради такого исключительного случая. На мое произнесенное игривым тоном, но имевшее совершенно определенную цель замечание о том, что он, наверное, ну просто идеальный муж, Герман ответил не менее озорным тоном. Он заявил, что до сих пор не связал себя супружескими путами, а если бы ему в голову пришла такая шальная идея, то он, не сомневаясь, приехал бы в Тарасов с букетом цветов и бутылкой шампанского и в добрых гусарских традициях предложил бы руку и сердце самой умной и красивой женщине на этой планете, которую, разумеется, зовут Татьяной Ивановой.