Спасти шпиона - Данил Корецкий Страница 2

– Да, – сказал Попугай.

Он знал, он выучил все наизусть. А толку-то… Добывать клиента – это тебе не осетра с крючьев снимать… и не паркетный пол вскрывать, или там демонтировать санузел. Это куда сложнее. Хотя для пацанов все наоборот.

* * *

Шеф-повар Матвей Хабибулович считал, что сварить сосиску – вот так просто взять и сварить в обычной воде, – это кощунство, акт вандализма, это как пьяным залезть на красивую девушку, тупо использовать ее и, отвернувшись, заснуть. Поэтому вареных сосисок в «Козероге» никогда не подавали. И не подадут, если даже вы очень попросите. Варите сосиски дома, пожалуйста, идите и варите на здоровье. И вообще – в «Козероге» вы не найдете никакой здоровой пищи.

Сосиски жарятся в кипящем сале, так что они, бедные, трескаются по всем швам и покрываются коричневым загаром; шашлык готовится не в белоснежной электрошашлычнице от «Miele», а в закопченном мангале на заднем дворике, и холестерин просто капает с каждого кусочка; обычный чахохбили, из цыпленка содержит в себе такое количество жгучего перца, что глаза лезут из орбит, а рука лихорадочно ищет бокал пива… Кстати, кроме пива, сосисок, шашлыка и чахохбили, здесь ничего не подают. Ну, разумеется – лук, петрушка, помидорчик, хлебушек… Это законно, это как и везде. А больше ничего.

Но постоянным посетителям «Козерога», как правило, ничего больше и не нужно: люди молодые, здоровые, они диет не придерживаются. Да и приходят сюда, как правило, не поесть, а потусоваться среди своих или приобщиться к тем, кого хотел бы считать «своими». Как к себе в кухню, где все запросто, без говенных гламурностей. Общение. Ритуал принадлежности к клану диггеров. Или прикосновение к экзотике. Отметился – и рассказывай друзьям: «Завалил вчера в „Козерог“, там рядом Леший сидел, пиво пил…»

Леший действительно сидел, пил пиво и чувствовал себя на седьмом небе. Как блудный сын, вернувшийся из дальней опасной поездки под домашний кров, в родную кухню, где полный холодильник жратвы, пива и где тебе рады. Он просто отдыхал. Вбирал родные запахи. Узнавал родные лица. Отвечал на приветствия.

– Где пропадал? Чего такой худой?

– Ну, дела… Так надо было.

Что-то ему надо было там, за пределами вот этого привычного круга, освещенного такими родными тускло-оранжевыми плафонами. Что-то он там искал. Вот только ничего покамест не нашел.

– …Хоть бы адрес оставила новый, дура, телефон какой-нибудь, – взволнованно бубнил над ухом Хорь. – Вообще ничего. Дура последняя, идиотка, говорю. А Светка мне: сам дурак. И пошло-поехало…

– Подожди, – очнулся Леший. – Светка… Какая еще Светка? Ты же про Ритку рассказывал.

– Светка – ее сестра двоюродная. В Днепропетровске. – Хорь с подозрением посмотрел на него. – Я со стеной разговариваю, что ли? Битый час уже толкую: Ритка полетела к Светке. В Днепропетровск. Доходит? Неделю жила у нее, вообще из дома не выходила. Подруги там, дискотеки – все по барабану. И со Светкой почти не разговаривала, а они ведь не разлей вода, две оторвы… по телефону как зарядят на полтора часа… А потом Светка раз возвращается с работы – а вещей Риткиных нет, записка на столе: «Не ищи, не беспокойся, спасибо за все…» ощутил наконец?

Леший успел не спеша допить свой бокал – первый за этот вечер, на девственно-тощий желудок, – проткнул вилкой сосиску, услышав знакомый упругий хруст, который мерещился ему во время скитаний по подземельям. Затем хорошенько повозил сосиску в лужице томатного соуса, откусил, еще повозил, еще откусил, отправил в рот кусочек хлеба, смоченный в уксусе, затем лист салата, кружок маринованного огурчика… И придвинул поближе второй бокал.

– Ну и что? – сказал он. – Ну, дура, согласен. Значит, кирдык твоей холостой жизни. Может, она уже в Москве, дома котлеты жарит. Сходил бы, проверил.

– Хрен-с-два котлеты, – мрачно парировал Хорь. – Она там, в Днепропетровке своей драной…

– Откуда ты знаешь?

– Светка видела ее. С профессоршей одной, из иняза. Курвища такая, ее весь город знает… Главная лесба в городе, у нее там целый клуб по интересам…

Леший поморщился: ну что за херню ты несешь, товарищ? Это даже как-то несерьезно… Он смотрел на Хоря, а Хорь с упрямо-отсутствующим видом наблюдал, как за соседним столиком какой-то провинциальный хмырь, покрытый южным загаром, мрачно пил пиво в окружении хохочущих и перекрикивающих друг друга неофитов и неофиток.

– Какая еще лесба, Хорь? Очнись! – сказал Леший. – Ты слышал, что очередного бомжа нашли в тепляке возле Казанского вокзала? Опять с пулей в животе. Среди них паника, даже в обычный люк боятся спуститься…

Хорь посмотрел на него, громко цыкнул зубом, сложил пальцы обеих рук в щепоти и энергично постучал себе по голове.

– Лесба! – тщательно артикулируя каждую согласную, прошипел он. – Ритка! Лесба! Трахается! С жирной! Профессоршей!

Леший принялся за второй бокал, отпил половину. Второй бокал был ненамного хуже первого. Какие там еще лесбы… Нашел Хорь себе проблему. Еще неделю назад они считали за счастье просто ходить под этим рыжим осенним солнцем. Просто идти, куда хочешь. Солнце, дождик, опавшие листья под ногами… При чем тут какие-то лесбы? Жива-здорова Ритка – ну и ладно! Мы тоже живы-здоровы – прекрасно! А вот кто и зачем бомжей мочит – непонятно. Кому они мешают? В смысле, настолько – чтобы убивать, расстреливать в живот?

Хотя, с другой стороны, бомжи далеко, а Ритка… Такая привычная Ритка, нормальная девчонка, всегда по уши влюбленная в своего ненаглядного Хоря, даже когда он, свинья, приползает после недельного загула и устраивает дома военный переворот… И вот раз – она с какой-то теткой. Блин! Вроде как пол поменяла. Была Ритка, стала… хрен знает кто.

– Слушай, – сказал Леший. – Я вот что думаю: пока не поговоришь с ней самой, пока точно все не узнаешь – не паникуй. Не зацикливайся. Я бы даже…

– Ты что, дурной? – перебил его Хорь. – Я не собираюсь с ней говорить. О чем нам говорить? О радостях этой, как ее… гетеросексуальной жизни?

– А-а, – сказал Леший.

Третий бокал. Родниковая водичка, солод, хмель. Божественный напиток. Он отодвинул кетчуп и выдавил на загорелую сосиску зеленую дорожку из горчицы.

– Это что значит – я ее неправильно трахал? – все не успокаивался Хорь. – Значит, это я ее до такой жизни довел?

– До какой жизни? – сказал Леший.

– Ну. До такой!.. Ты что, опять не слушаешь? А-а…

Хорь махнул рукой, резко встал и направился к выходу.

Из-за дальнего столика ему навстречу выдвинулась чья-то приветствующая ладонь, Хорь небрежно хлопнул по ней и вышел из кафе. До свиданья. Пошел искать утешения у студенток юридического факультета.

Вот она, регенерация, подумал Леший. Всепобеждающая регенерация жизни. Скоро сорок дней будет по Томилину. Всего сорок дней прошло. Как они переполошились тогда с Хорем… Взрывы, стрельба, засады. Прятались, дрожали, жалели Тома, которого они и вовлекли в это говно… Но для Тома все позади, и смерть он принял мужественно, как подобает офицеру… А что будет с ними, какой смертью они умрут – это было тогда неизвестно. Впрочем, жить в постоянном напряжении невозможно, и прятаться всю жизнь невозможно, и вот прошло время, и кровоточащая прореха стала затягиваться, и они снова стали выходить на люди… Радоваться простым вещам, а теперь еще и расстраиваться из-за всякой ерунды. Регенерация, одним словом.