Призрак Оперы - Гастон Леру Страница 2

Этим вечером мсье Дебьенн и мсье Полиньи, два директораПарижской оперы, давали гала-предвтавление по случаю своего ухода.Артистическая уборная Ла Сорелли, одной из ведущих балерин театра, неожиданноподверглась вторжению полудюжины танцовщиц кордебалета, которые только чтопокинули сцену, оттанцевав «Полиэкт». Они были в полном замешательстве, некоторыедико и неестественно смеялись, другие издавали крики ужаса.

Ла Сорелли, желавшая побыть одна, чтобы отрепетировать речь,которую она вскоре должна была произнести перед Дебьенном и Полиньи,почувствовала раздражение, увидев возбужденных молодых женщин. Прима обернуласьк вошедшим и спросила о причине их волнения. Маленькая Жамме – нос, который такнравился Гревену, глаза цвета голубых незабудок, розовые щечки, белая грудь –смогла выговорить лишь два слова, голос ее прерывался и дрожал:

– Это привидение!

И она заперла дверь на ключ.

Артистическая уборная Ла Сорелли была обставлена с комфортом– большое, во весь рост зеркало, удобный диван, изящный туалетный столик,вместительный гардероб. На стенах несколько гравюр, сувениров ее матери,которая знавала славные дни старого оперного театра на улице Лепелетье.Портреты Вестриса, Гарделя, Дюпона и Биготтини. Эта комната казалась дворцомдевушкам из кордебалета. Девушкам, которые ютились в общих помещениях, гденапевали, ссорились, дубася парикмахеров и костюмеров, угощали друг другапивом, черносмородинным ликером или даже ромом, пока мальчишка не начиналзвонить в свой колокольчик, вызывая танцовщиц на сцену.

Ла Сорелли, дама весьма суеверная, услышав, что Жаммеупомянула привидение, вздрогнула:

– Ты маленькая дурочка!

Но поскольку она верила в привидения вообще и в привидение вОпере в частности, ей не терпелось получить больше информации.

– Ты его видела? – живо спросила она.

– Так же ясно, как вижу тебя, – ответила маленькая Жамме состоном. Ее ноги подкосились, и она упала в кресло.

А маленькая Жири – темные глаза, черные волосы, смуглоелицо, кожа, облегающая кости, – тут же сказала:

– Если это было действительно привидение, то оно простобезобразно!

– О да! – воскликнули другие танцовщицы и заговорили всеразом.

Призрак показался им в облике джентльмена в черном фраке сраздвоенными фалдами. Джентльмен неожиданно появился в холле, и никто не видел,откуда он пришел. Появился так внезапно, что, казалось, сошел со стены.

– О, вам повсюду мерещатся привидения! – заметила одна изтанцовщиц, которая более или менее сохраняла присутствие духа.

И это была правда. Уже несколько месяцев все в Опере толькои говорили об этом призраке во фраке. Он передвигался по зданию подобно тени,не обращался ни к кому (и никто не осмеливался обратиться к нему) и исчезал такбыстро, что невозможно было сказать, как он это сделал или куда ушел. Как иподобает настоящему привидению, он двигался совершенно бесшумно. Среди девушекиз кордебалета о нем буквально ходили легенды. Все танцовщицы утверждали, чтовстречали его и, мало того, были жертвами его дьявольских чар. Любой несчастныйслучай, потерянная пуховка от пудры, шутка, которую сыграл с танцовщицей кто-тоиз друзей, – все это немедленно связывалось с привидением, призраком Оперы.

А действительно, кто видел его? В Опере бывает множествомужчин в черных фраках, которые отнюдь не являются привидениями. Но этот фракотличался от других одним: его носил скелет. Во всяком случае, так говорилитанцовщицы. И у скелета, разумеется, была голова мертвеца.

Заслуживает ли все это серьезного отношения? Судите сами.Идея скелета возникла из описания привидения, данного Жозефом Бюке, главнымрабочим сцены, который действительно видел его. Бюке столкнулся с призракомлицом к лицу на маленькой лестнице, которая начинается около рампы и ведетвниз, в подвалы. Он видел его всего лишь одну секунду, но это произвело на негонеизгладимое впечатление.

Вот что Жозеф Бюке рассказывал о призраке каждому, кто хотелего слушать: «Он невероятно худ, черный фрак висит свободно на его костлявомтеле. Глаза смотрят прямо вперед и так глубоко посажены, что едва различимы.Все, что вы действительно видите, – это два темных отверстия, какие бывают ускелетов. Его кожа натянута, как на барабане. Она не белая, а неприятно желтая.Нос настолько мал, что совершенно не виден, когда смотришь со стороны, и этоотсутствие носа производит ужасное впечатление. Волос почти нет, только три иличетыре длинных темных локона свисают со лба и за ушами».

По словам Бюке, он тщетно пытался настичь это привидение, нооно мгновенно исчезло, не оставив никакого следа.

Главный рабочий сцены был серьезным, уравновешеннымчеловеком, у которого почти полностью отсутствовало воображение, и он былтрезв. Его слушали с изумлением и интересом. Немедленно несколько человекначали говорить, что они тоже сталкивались с призраком в вечернем платье и сголовой мертвеца.

Тем не менее окружающие склонны были считать, что Жозеф Бюкестал жертвой мистификации одного из своих подчиненных. Но вскоре один за другимпроизошли инциденты настолько странные и необъяснимые, что даже самыезакоренелые скептики были потрясены.

Известно, что пожарные – смелые люди. Они не боятся ничегои, конечно же, не боятся огня. Пожарный, о котором идет речь, лейтенант, пошелкак-то осмотреть подвалы и, кажется, рисковал не больше чем обычно. Неожиданноон появился в зрительном зале бледный, с трясущимися руками, с глазами,вылезшими из орбит, и почти упал в обморок на руки матери маленькой Жамме. Ипочему? Потому что увидел голову в огне, голову без тела, которая приближаласьк нему на уровне глаз. А ведь, повторяю, пожарные не боятся огня! Имя этоголейтенанта было – Папен.

Кордебалет пришел в ужас. Прежде всего, эта голова в огне несоответствовала описанию призрака, данному Жозефом Бюке. Тщательно расспросивПапена, а затем и Жозефа Бюке, танцовщицы пришли к единодушному мнению, что упривидения несколько голов и что оно меняет их по своему желанию. Посколькудаже пожарный, причем лейтенант, упал в обморок при виде жуткого призрака,балерины и стажеры нашли в этом достаточно оправдания для страха, которыйзаставлял их бежать так быстро, как только можно, когда им надо было миноватьтемные уголки плохо освещенного коридора.