Сочинитель - Андрей Константинов Страница 2

При этом капитан не был прекраснодушным романтиком, и уж кто, как не он, хорошо знал, насколько эта жизнь отличается от того слащаво-геройского «горения» сыщиков-всезнаек, которых показывали в кинофильмах, выходивших каждый год штабелями — по заказу «партии и правительства». Нет, диссидентом Кольцов не был, он понимал, что работу правоохранительных органов надо пропагандировать — но ведь не так топорно же… В реальной оперской жизни все было совсем не так красиво, как в кино. Настоящим сыщикам с «земли» зачастую приходилось ломать головы не над тем, как раскрыть преступление, а над тем, как, по сути, укрыть его. И не по злому умыслу, не для того, чтобы злодеям пособить, а исключительно затем, чтобы не испортить высокий процент раскрываемости, который обязан был неуклонно расти — под руководством все той же партии и того же правительства…

Вот и получалось частенько, что если хозяйка вынесла во двор ковер выбить и отошла на минутку с соседками посудачить, а вернувшись, ковра не обнаружила — то имела место никак не кража, просто внезапно налетевший ветер ковер унес… И у зазевавшегося велосипедиста никто велосипед не крал — подростки озорующие взяли покататься без злого, естественно, умысла. Были и такие опера, которые могли зареванную девчушку убеждать в том, что никто ее не насиловал, чего уж там — сама давала, сгоряча да не подумавши…

Все это Кольцов хорошо знал и никакими иллюзиями себя не тешил. Но ведь была еще и настоящая работа — тяжелая, нервная, рутинная, однако выводящая в конце концов на след преступника, до поры неведомого… И были слова благодарности от тех людей, которым удавалось помочь. Не так уж часто приходилось их слышать Кольцову (люди, они странные, многие считают, что, когда у них что-нибудь крадут, это событие из ряда вон, а когда милиция вора задерживает — это само собой разумеющееся дело), но когда слышал, то аж весь светился изнутри.

Именно поэтому так рвался на оперскую должность седеющий капитан Кольцов — словно мальчишка. А, по правде говоря, в чем-то Алексей Валентинович и был мальчишкой, возраст ведь не только прожитыми годами измеряется, есть еще и никем официально не признанный «коэффициент неугомонности души». Так вот — с этим коэффициентом у Кольцова был полный порядок. Хотя у его начальства по этому поводу имелось особое мнение…

Алексей Валентинович бодро дошагал до своего отделения, зашел в маленький, на два стола, кабинет и начал знакомиться с поступившими материалами.

Перед самым обедом к нему заглянул начальник отделения майор Грушенко и преувеличенно радостным тоном представил Кольцову здоровенного румяного парня с перебитым носом и спокойными голубыми глазами:

— Вот, Леша, прошу любить и жаловать! Новый опер — Никита Кудасов, бывший инженер с Кировского… Вводи товарища в курс дела, учи, шефствуй, так сказать…

Пожатие у Никиты было крепким и сухим, вообще, этот парень сразу понравился Алексею Валентиновичу, чувствовались в нем внутренняя сила и этакая основательность.

— «Андроповский призыв»? — поинтересовался Кольцов у нового коллеги.

— Ага, — кивнул Никита. — Пять лет в прокатке… Теперь вот к вам. С чего начнем?

Алексей Валентинович внутренне усмехнулся: «Ишь ты, прыткий какой… быка, стало быть, за рога?» — и молча передал Никите два заявления: одно о краже детской коляски от районной поликлиники, а второе об ограблении студента Технологического института в баре «Тритон». Заявления такого рода сыпались в отделение пачками, в результате чего на каждом «земельном» опере висели по двадцать пять — тридцать дел самого широкого диапазона: от кражи лыж до квартирных разбоев. Отрабатывая весь этот «вал», инспектора уголовного розыска редко уходили домой раньше десяти часов вечера, а частенько им приходилось и оставаться в ночь… Такой сумасшедший ритм во многом определял текучесть оперских кадров, зато втянувшиеся уже не представляли себе жизнь вне розыска… Молодым операм никаких скидок на неопытность не делалось, с ними, как правило, поступали как с брошенными в воду щенками: выплывет — молодец, пусть дальше бегает, утонет — что ж, значит не судьба…

«Посмотрим, парень, надолго ли тебя хватит», — думал Кольцов, незаметно наблюдая за Никитой, в рабочей папке которого через пару дней было уже двадцать шесть заявлений. Кудасов за эти дни успел осунуться, однако не ныл и не жаловался, единственное, на чем его «прорвало» однажды — это на полнейшем отсутствии в отделении каких бы то ни было технических возможностей. Кольцов особо издеваться над начитавшимся советских детективов парнем не стал, а, доброжелательно улыбнувшись, пояснил:

— С техникой любой дурак что хочешь «поднимет»… А мы за «трудное счастье»… Шариковая ручка, пистолет Макарова, «ксива»… Мало, что ли? Ножками, ножками двигать надо — волка, как в народе говорят, ноги кормят. Высчитываешь бандюгу, берешь и — коли его на здоровье…

Никита, заподозрив все же в словах Алексея Валентиновича легкую насмешку, насупился и больше вопросов о «технической оснащенности» не задавал.

К удивлению Кольцова, через три дня вчерашний инженер привел в отделение бабку-уборщицу из булочной, у которой были изъяты похищенные у студента-недотепы часы. Спустя еще сутки Кудасов приволок полупьяного бугая, в котором заикающийся студент опознал лицо, ограбившее его в баре «Тритон» после совместного распития бутылки «Агдама».

— Лихо, — прокомментировал успех новоиспеченного опера Кольцов. — И как ты на всю эту музыку вышел?

— Да так, — небрежно бросил Никита, не замечая, что копирует интонацию Кольцова. — Сорока на хвосте принесла…

— Понятно, — кивнул Алексей Валентинович. — Пойду-ка я, воздуху глотну немного. Куришь ты, Никита, как паровоз прямо…

Кольцову хватило двух часов, чтобы полностью восстановить картину раскрытия ограбления студента. Оказалось, что на бабку-уборщицу, купившую часы с рук, стукнула продавщица из той же булочной, а непосредственно на злодея Кудасов вышел самым прямым путем: заявился в «Тритон» и душевно поговорил с барменом. Правда, имелся один нюанс. Когда бармен — из самых лучших побуждений, естественно — попытался вместо разговора о парне, ограбившем студента, угостить молодого опера колбаской и коньячком, Никита по-простому зашвырнул труженика стойки в дальний угол подсобки. После приземления на ящики бармен «вспомнил» все, что нужно — оказалось, что грабитель работал раньше в «Тритоне» швейцаром… А еще Кольцов успел перехватить этого самого бармена, несшего в прокуратуру заявление на Кудасова… Какое такое «слово петушиное» Алексей Валентинович сказал работнику «Тритона», один Аллах знает, но заявление свое бармен отдал почему-то не в прокуратуру, а Кольцову в руки. Да еще пообещал, что больше ничего такого писать не будет.

Вернувшись в кабинет, капитан посмотрел на сияющего, словно новый пятак, Никиту и сказал:

— Ну, что же, старина… Для начала неплохо. Сработано, в общем-то, грамотно. Есть, правда, одно маленькое обстоятельство…

— Какое? — насторожился Кудасов.

— Да, так, мелочевка… Прочитай для интересу.

И Кольцов положил перед Никитой листок, не дошедший до прокуратуры. По мере того, как Кудасов вчитывался в заявление, его шею, уши и щеки последовательно заливала краска.