Праздник покойной души - Валентина Андреева Страница 2

Это мы знали. Даже слышали, как Наталья Николаевна возвращалась домой в двенадцатом часу ночи. И всего-то полэтажа не доехала – лифт застрял. Пока не появилась бригада ремонтников из двух человек, Наташка попыталась собрать как можно больше народа, но на ее усилия откликнулись только почти сроднившиеся обитатели квартир нашего этажа. Всего-то муж с сыном, Анастас Иванович со своим Степушкой, да мы с Аленкой. Денька не в счет. За человека ее не считаем, поскольку она собака. По-собачьи себя и повела. Для начала жалобно взвыла и принялась усиленно царапать бетонное покрытие у шахты лифта в надежде лет через десять закончить подкоп. Потом перешла на ожесточенный лай. Наташка ответила тем же, только отдельные слова мы все же различали. Но лучше всех смысл перебреха уяснили соседи с двенадцатого и четырнадцатого этажей, поэтому потребовали немедленно растащить обеих в разные стороны, обеспечив строгую изоляцию друг от друга. Уж куда строже? Тем не менее Деньку за недостойное поведение тут же убрали, и она бессильно постанывала за закрытой дверью квартиры. Убрать Наталью не представлялось возможным. Она продолжала повизгивать и ругаться. Мы с Аленой, как могли, уговаривали ее не паниковать. Едва ли кабина лифта способна оторваться. И потом, если чего… Она все-таки застряла не на семнадцатом этаже, а только на тринадцатом. В порыве сострадания я даже пообещала обязательно застрять в лифте в следующий раз. Не долго думая, Наташка предложила мне использовать вторую, грузовую, кабину. Она, мол, как раз свободна, вместе и выпустят. Пока я раздумывала о необходимости принести себя в жертву обстоятельствам, Анастас Иванович миролюбиво гудела басом, уговаривая Степана Ивановича пересказать Наталье пару новых анекдотов из сборника сканвордов. Он застенчиво отказывался. Ну пока она на него не прикрикнула. Сразу выяснилось, что Степушка их забыл. Борис время от времени интересовался, как Наталье живется в ее одиночке. Ответом были приглушенные рыдания.

В половине первого она вышла на волю. Но назвать ее счастливой я бы не рискнула. Вполне понятно: Наталья горела желанием срочно свести счеты со службой лифтового хозяйства. Бригада ремонтников свое уже получила, мы тоже, поэтому все быстренько и заслуженно разошлись. Как раз при входе в свою квартиру Степан Иванович вспомнил забытые анекдоты и захохотал. Анастас Иванович, женщина крупная телом и нежная душой, вполне ласково толканула его вперед. Судя по грохоту, остановился он, скорее всего, у кухонного окна, по пути прихватив кое-какую мебель.

Позднее возвращение Натальи в эту пятницу было вполне оправданно. Дней десять назад в переполненном троллейбусе она случайно не поделила место с какой-то мымрой, на поверку оказавшейся старой знакомой по прежнему месту жительства. Свою бывшую комнату в коммунальной квартире, где проживало четыре семьи, Наталья всегда вспоминала с тихой грустью, мечтая хоть одним глазком взглянуть на дом, где прошли ее детство и юность. Воспоминания заканчивались одинаково: подруга в ностальгическом порыве представляла свое возвращение в житейскую коммуну, да так явственно, что пугалась до потери сознания. Иначе чем же объяснить дикие движения ее рук, будто отталкивающих воображаемое видение, и отчаянные вопли: «Ни за что!!!»

Не дожидаясь ликвидации коммунального жилья как явления, противоречащего нынешнему уровню развития общества, семья Кузнецовых приобрела кооперативную квартиру и, тепло простившись с соседями, выехала на новое место жительства. Первое время еще перезванивались. В основном с Милочкой – Людмилой Станиславовной Угрюмцевой, тогда еще Дашковской, хорошо воспитанной дочерью хорошо воспитанных соседей из двадцатиметровки и ровесницей Натальи. Со временем звонки стали реже, а потом и вообще иссякли.

Мир, как известно, тесен. Судьба свела бывших соседок по коммуналке на одном сиденье троллейбуса тридцать первого маршрута. Процесс раздора быстро трансформировался в радостное узнавание. Жавшийся к окну мужичок с объемной пластиковой сумкой, не выдержав именно второй стадии встречи, добровольно освободил свое место.

Наталья услышала много нового и интересного. Дом как стоял, так и стоит. Их коммуналку давно расселили. В настоящее время единственной хозяйкой четырехкомнатных хором с потолками в три метра двадцать сантиметров и восемнадцатиметровой кухней является Милочка. Вместе с ней проживает взрослая дочь Марина, которую друзья в последние полгода почему-то называют Нэнси, и… собственно, все. Бывший муж, лупоглазый Эдичка из соседнего дома, он же Эд, он же Эдик и Эдуард Вениаминович Угрюмцев, в поисках более счастливой семейной жизни со временем забрел так далеко, что про его существование забыла не только Милочка, но и три последующие жены. Жаль только, что земля круглая: лет пять назад Эдик вновь начал свое вращение по жизненному кругу, усиленно пытаясь вернуться в самую первую семью.

У Милочки был собственный магазин готового платья плюс ателье, существовавшее при нем же. Денег вполне хватало. Наталья, оценив соболий полушубок Милочки, решила, что та не врет. Вот только почему бы ей при ее положении не возить свою шубу и себя в ней на личном транспорте? К примеру, на «Шкоде». Но задать бывшей соседке интересующий ее вопрос Наталья не успела. Милочка расстроенно пояснила, что по дороге на работу сломалась машина. Водителю пришлось вызвать техпомощь. Машину забрали в ремонт, вот бедной Милочке и пришлось добираться до места в таких варварских условиях.

– А я зимой вообще не езжу на своей «Шкоде», прекрасно обхожусь общественным транспортом, – заявила Наталья. – Так хоть какое-то общение с людьми. Масса впечатлений! Одним словом – жизнь! Во всех ее проявлениях.

Как назло, рядом примостилось одно из таких проявлений. Правда, дурно пахнущее. Мотающаяся на поручне молодая пьяная бомжиха норовила стать Наташке родной дочерью. Время от времени она отпускала поручень и заваливалась ей на грудь. Наталье это надоело быстрей, чем бомжихе подниматься. В очередной раз стряхнув невменяемую девушку с себя, подруга помогла ей улечься в проходе поудобнее и тем самым перевела стрелки на других пассажиров. В троллейбусе разгорелась дискуссия: выкинуть девицу на мороз или дать ей выспаться. Может, человеком проснется. Чем дело кончилось, не известно. Наташке надо было выходить, и она второпях обменялась с Милочкой телефонами.

Милочка позвонила Наталье три дня назад – вечером. Наташка как раз разбирала содержимое своей черной сумочки, вместительность которой была постоянным предметом моей зависти. Наткнувшись на визитку Милочки, подруга пустилась в тяжкие раздумья – оставить ее в кошельке или закинуть в коробку из-под подаренных мне когда-то конфет, где хранилась масса ненужных до поры сведений. Таким образом, Наташкино «О! А я только что о тебе вспоминала!» полностью соответствовало действительности.

Получив от Милочки приглашение на день рождения, Наталья слегка озадачилась: перспектива провести вечер пятницы в кругу незнакомых лиц, утомленных своими неограниченными денежными возможностями, не устраивала. Она уже открыла рот, чтобы сослаться на неотложные дела, но тут Милочка неожиданно всхлипнула…

Несколько минут растерянная подруга выслушивала прерывающийся рыданиями безрадостный монолог бывшей соседки. Выяснилось, что она одна-одинешенька. Во всем мире не найдется человека, которому она была бы нужна не как источник материального благополучия. Чувствуя, что глаза невольно наполняются слезами, Наташка шмыгнула носом и напомнила, что у Милочки есть дочь. Это замечание вызвало новый порыв отчаяния: с Маринкой они давно уже не только говорят на разных языках, но и живут на разных территориях. Бывшая коммуналка, после евроремонта засверкавшая престижностью, является собственностью Милочки лишь на бумаге. Фактически ее занимает дочь. И с кем?! С бывшим любовником матери! И ладно бы Милочка сама ему на шею бросилась! И в мыслях не было – десять лет разницы. Полгода около нее пресмыкался, усы отрастил, чтобы в ее глазах постарше выглядеть… Приспособленец! Все время жил в свое удовольствие за ее счет, а потом к Маринке перекинулся. И усы сбрил! Знал, что безденежье девчонке не грозит, мать не допустит…