Банда 4 - Виктор Пронин Страница 2

— Да я к этой уже привык, — смутился Шаланда и снова сдвинул серую папку, будто стесняясь показывать чужим людям наготу своей избранницы. — Пусть будет.

— А то мне недавно попали очень смелые снимки, — улыбнулся Пафнутьев. — Могу подарить.

— Не надо, — нахмурился Шаланда, словно его склоняли к чему-то дурному, безнравственному. — И оставим это. Тут у меня другое... Я тебе поэтому и звонил, — Шаланда испытующе уставился на Пафнутьева, словно все еще колебался — стоит ли говорить все, что знает, не проболтается ли, не выдаст ли важную государственную тайну.

— Давай, Шаланда, не тяни, — сказал Пафнутьев. — Можешь мне довериться...

Шаланда смахнул со стола какие-то крошки, видимо, перед приходом Пафнутьева перекусывал наспех, положил тяжелую руку на папку с уголовным делом, подержал ладонь на картонном переплете, как бы наливаясь какой-то злой силой, и, наконец, в упор посмотрел на Пафнутьева.

— До чего, Паша, дело дошло, не поверишь...

— Поверю.

— Старики звереют.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Пацаны — уж ладно, к этому я привык... Все эти юные алкоголики, наркоманы, нюхачи... Ладно. Злобное племя растет. Не представляю даже, что будет делать, как будет вертеться тот мужик, который когда-нибудь на мое место сядет... Ошалеет.

— Не ошалеет, — Пафнутьев махнул рукой. — Он будет из той же стаи. Он сам из них будет, из юных и злых... Поэтому не надо его жалеть. Пусть вертится. Так что твои старики?

— Один старик, Паша. Но до чего злобный... Я его боюсь. Он и меня чуть не порешил. Глаза у него вроде даже подслеповатые, но до того звероподобные, Паша... — большое лицо Шаланды выражало искреннюю растерянность.

— Что же он натворил, этот дед?

— Человека хотел зарезать.

— И все? — усмехнулся Пафнугьев. — Читай оперативки, Шаланда! Нет ночи, нет дня, чтобы кто-то кого-то по пьянке не зарезал, не зарубил, не расчленил. И тут всего лишь попытка?

— Подожди смеяться, Паша. Попытка ладно, но это... Есть труп в наличии, и шило, которое отняли у старика, очень уж хорошо входит в ту дырку, которую на трупе обнаружили. Так хорошо входит, так хорошо, что просто лучше не бывает.

— А что говорят эксперты?

— Вот то и говорят, что я тебе доложил.

— А старик?

— Молчит. Ни слова, Паша, ни звука.

— И ни взгляда? — усмехнулся Пафнугьев.

— А вот тут ни фига, Паша! Взгляды он такие бросает, что я не решаюсь с ним в кабинете один на один оставаться.

— Крепкий старик? Гигант? Монстр?

— Опять же, ни фига. Хилый старикашка, занюханный дальше некуда, пенсионер, бывший дорожный рабочий. Живет здесь недалеко, шатается по этим же вот улицам.

— Обыск?

— Пусто.

— Оружие? Наркотики? Взрывчатка? — перечислил Пафнутьев обычные находки, с которыми он сталкивался едва ли не каждый день, едва ли не при каждом обыске.

— Коробка из-под фотоаппарата «Зенит», а в ней ордена и медали. За взятие Будапешта, Варшавы, Берлина, Парижа, Лондона, не знаю, что он там еще брал в своей жизни. Если бы не остановили, наверняка и Вашингтон бы взял запросто. И это... победитель соцсоревнования... Большим ударником был, оказывается, Сергей Степанович Чувьюров. Ты когда-нибудь слышал такую фамилию — Чувьюров? Что-то в ней слышится чреватое, а, Паша? — Шаланда приник тяжелой грудью к столу и уставился на Пафнутьева с таким напряжением, будто и в самом деле фамилия задержанного таила в себе опасность.

— А ты когда-нибудь слышал фамилию Пафнутьев? — спросил Пафнутьев. — А фамилию Шаланда слышал?

— Да ладно тебе! — Шаланда махнул тяжелой ладонью. — Старику седьмой десяток. Парень, который его скрутил и доставил, настаивает, что тот порешил и его друга. Неделю назад. Понимаешь? Друга зарезал, а теперь и за ним охоту начал. Безнаказанность, она, знаешь, к чему приводит?

— К чему? .

— К беспределу! Она толкает все на новые и новые преступления. Понял? — сурово спросил Шаланда.

— Понял. Значит, что же получается? — медленно проговорил Пафнутьев, начиная, наконец, проникаться заботами Шаланды. — Выходит, оба пострадавших — и тот, недельной давности труп, и свеженький, который доставил к тебе этого страшилу — знакомы друг с другом?

— Да, — кивнул Шаланда. — Очень хорошо знакомы. И оба знают старика. Паша, я тебе сейчас такое скажу... Такое скажу... Эти ребята под два метра... Амбалы, понял? Самые настоящие амбалы.

— Какие ребята?

— Ну эти... Труп и тот, который притащил старика к нам. У парня в боку дырка от штыка, но он смог. Дырка оказалась несерьезной... Малость промахнулся старик, понял? Промахнулся. А намерения были еще те... — Шаланда выдвинул ящик и со стуком положил на стол длинный черный штык времен второй мировой войны. Штык был заточен до такой остроты, которую можно было сравнить разве что с игольной.

Лишь у самого основания оставались ребра бывшего штыка, только по этим выступающим ребрам и можно было установить, что это все-таки не заточенная арматурная проволока, а самый настоящий штык, боевое оружие. Рукоять представляла собой намотанную на утолщенную часть штыка изоляционную ленту. Но она была очень удобна, поскольку позволяла обхватить рукоять намертво. Лента просто прилипала к руке, сливаясь с ладонью, и заточенный штык становился смертельно опасным оружием даже в немощной руке старика. Нетрудно было себе представить, как он входил в тело — с такой легкостью, будто проникал в подтаявшее масло.

Пафнутьев взял штык, взвесил на руке, повертел перед глазами, а когда положил на стол, увидел на своих пальцах черные следы изоляционной ленты.

— На экспертизу отдавал? .

— Никаких следов крови... Прежней крови, — уточнил Шаланда. — Лента совсем свежая. Если это действительно он, то старик сменил ленту. Представляешь, Паша, какая хитрость, какая сатанинская предусмотрительность! Мы ищем следы крови, а их и быть не может! Лента-то новая.

— А при обыске?

— Нашли ленту, эту самую. Но Чувъюров и не отрицает, что это его штык. Он ничего не отрицает. И ничего не подтверждает. Он молчит. И сверкает глазами. И все. Да, и желваками ворочает. У него такие бугристые, выступающие желваки. По ним только и можно догадаться, что он все-таки слышит мои вопросы.

Пафнутьев помолчал, что-то прикидывая про себя. Мелькнувшая невнятная мысль тут же ускользнула, и он мучительно пытался понять, вспомнить — что же промелькнуло сейчас перед ним? Не то догадка, не то вопрос, который мог бы все поставить на места...

— Значит, ты говоришь, — начал он медленно, но Шаланда, не поняв его состояния, перебил:

— Старика сейчас доставят сюда. И ты можешь сам с ним поговорить, если тебе, конечно, это удастся.