Убийство в Невском переулке - Игорь Москвин Страница 19

В ТРЕТЬЕМ ЧАСУ, когда крепкий сон не дает возможности после тяжелого дня оторвать голову от мягкой подушки, раздался настойчивый звон колокольчика. Иван Дмитриевич проснулся с первым звуком, наверное, многолетняя привычка ко всяким неожиданностям осталась гореть непогашенной свечой в глубине души. Сквозь дубовую дверь было слышно, как прошаркала по коридору незаменимая Глаша. Звякнула железная цепочка, с едва слышным скрипом отворилась дверь. Послышались неясные голоса, словно бубнили себе под нос. Путилин, даже не пытаясь прислушаться, тихонько поднялся с теплой постели, чтобы не потревожить чуткий сон жены и, не дай бог, не дать повод для ворчания. Он накинул толстый халат, подвязав его тонким поясом, взялся за потертую ручку, когда раздался тихий стук. Глаша жалела супругу и не хотела нарушать ее сладкого сна, потому что знала, что Иван Дмитриевич услышит даже едва различимые звуки.

Путилин осторожно повернул ручку и потянул на себя. Глаша от неожиданности отпрянула назад, екнула, трижды быстро перекрестилась и прикрыла лицо рукой. Во второй ее руке на кончике свечи дрожал огненный мотылек.

— Ой, Иван Митрич! — только и смогла выдавить она из себя, блестя глазами.

— Кто там?

— Посыльный, — она дышала тяжело, с придыханием, словно не могла успокоиться.

— Проведи в кабинет, пусть там подождет, — а сам повернулся, чтобы надеть брюки и рубашку.

Через несколько минут, застегивая верхние пуговицы рубашки, Путилин вышел в освещенный несколькими свечами кабинет, где с ноги на ногу переминался немолодой мужчина в полицейской форме. При появлении начальника сыска он вытянулся во фрунт.

— Здравия желаю, ваше высокородие, — произнес он хорошо поставленным голосом, но не слишком громко, чувствуя, что пошел третий час ночи.

— Что стряслось?

— Ваше высокородие, в половину второго городовой Петров, несущий службу на Николаевской улице, проходя мимо Невского переулка, заметил темный мешок, лежащий у дома господина Ивановского. Решил проверить. Мешок оказался телом. Городовой доложился приставу, тот меня направил к вам.

— Убийство, — констатировал Путилин.

— Так точно…

ОТ УЛИЧНОГО МОРОЗНОГО воздуха в первое мгновение перехватило дыхание, и Иван Дмитриевич прикрыл нос меховым воротником, а под санями хрустел примятый снег, и фырканье лошади оглашало округу тяжелым дыханием, которое с каждым выдохом сопровождалось молочными клубами.

Улицы города были пусты, только на некоторых перекрестках горели костры для обогрева прохожих по давнему распоряжению обер-полицмейстера. Дрова закладывались в круглые решетки из железных прутьев. Почти у каждого костра находился городовой, который распоряжался, чтобы хозяева близлежащих домов выделяли дрова для обогрева бродяжного люда. Около полицейского жались к кострам несколько замерзших в рваной одежде, в рваных шапках или с завязанными платком ушами, дворовые голодные собаки с поджатыми хвостами вздрагивали от каждого движения людей и отскакивали в темноту при первом признаке опасности.

Иногда у таких костров стояли сани, извозчики подходили обогреться в ожидании седоков. В нынешнюю зиму, когда большие морозы обрушились на город, костры горели круглые сутки, даже чайные были открыты днем и ночью. По улицам несколько раз за ночь разъезжали конные патрули городовых или солдат. Они смотрели, не замерзает ли кто на улице: пьяный, заснувший извозчик или бедняк, у которого нет пятака на ночлежный дом.

В Невском переулке, подняв высокий воротник и спрятав руки в теплые руковицы, расхаживал, притаптывая снег, пристав Московской части 1-го участка подполковник Василий Евсеевич Тимофеев, приехавший тотчас же после получения сведения об убийстве неизвестного, хорошо одетого господина. Пристав угрюмым видом выказывал свое недовольство ночным вмешательством в спокойный сон. Это было удивительно, тем более что он сам послал за начальником сыскной полиции одного из городовых.

Путилин выбрался из тесных саней, где сидел вполоборота с городовым, остановившись у фонаря, в котором за не очень чистым стеклом на столбе стояла керосиновая лампа, дающая больше сумрака, чем света, начал разминать затекшие от неудобного сидения ноги.

— Здравия, Иван Дмитриевич, — услышал он простуженный голос пристава, огласившего вслед за словами улицу сухим кашлем.

— Думаю, вам, Василий Евсеевич, здоровья не помешало бы, — ответил на приветствие Путилин.

С год, или нет, поменее будет, весной, на набережной Лиговского канала были найдены трое убитых… Если бы тогда не шли проливные дожди, омывшие берега канала, их никогда бы не нашли, а так обнажилась из земли почерневшая рука, которую заметил полицейский. С этого и началось знакомство Ивана Дмитриевича и Василия Евсеевича. Последний проявил себя думающим, знающим свое дело чиновником, дающим толковые распоряжения. Он никогда не пытался переложить вину на подчиненных, а вставал, когда надо, на их защиту. За что был уважаем сотрудниками, но оставался неугодным вышестоящим начальникам. Однако полицмейстер 2-го отделения полковник Адриан Иванович Дворжицкий оставался доволен приставом 1-го участка Московской части.

— Вы правы, — Василий Евсеевич приложил к лицу платок, — немножко прихватило. Морозы доконали. А с нашими горожанами даже поболеть по-человечески невозможно, происшествие чуть ли не каждый день.

— Вот бы на время болезни начальника сыскной полиции преступления отменить, — Путилин подошел ближе и негромко добавил: — Я бы тогда, честно говоря, болел до отставки.

Пристав засмеялся хриплым сквозь кашель натужным смехом.

— Кто там у нас? — Путилин кивнул на убитого, черным мешком лежащего у стены дома.

— Судя по одежде, человек небедный. Но меня больше занимает вопрос, что он делал в этом переулке, рядом с каналом, славящимся людьми отнюдь не примерного поведения?

— Попробуем разгадать эту загадку. Позволите мне взглянуть?

— Да, да. Правда ваша, сегодня я вам не помощник, извините.

— Василий Евсеевич, перестаньте. Лучше пройдите в теплое место, чтобы окончательно не слечь, болезнь надо лечить, а не давать ей тело на растерзание.