Сад камней - Влада Ольховская Страница 19

— Как видишь, хватало моментов, когда нам нужна была помощь, — закончила она. — Но что-то Шереметьев не спешил появляться в облаке радужной пыли!

— Да уж… паршиво все это.

— Не то слово. И вот на горизонте появляется он — неизвестный богатый дядюшка. Как я должна реагировать? Что думать? Вот ты как бы поступил на моем месте?

— Не знаю, — ответил Илья. — Пожалуй, тоже не поверил бы, начал искать подвох.

— Не знаю насчет подвоха, но странностей в этой истории хватает. В них я и пытаюсь разобраться. Нам бы понять теперь, на что указывают эти марки!

Разговаривая, они продолжали обходить дом, заглядывая в каждую комнату. Кира делала это скорее по инерции, ей казалось, что след прервался, ничего не исправишь.

А вот Илья не сдавался, и, открыв очередную дверь, он остановился.

— Ты чего? — удивилась Кира, оборачиваясь к нему.

— Ты точно уверена, что мы ищем именно марки?

— Что ж еще?

— Может, вот это?

Он открыл дверь нараспашку, позволяя Кире заглянуть внутрь.

За дверью скрывался деловой кабинет, просторный, оформленный в темных древесных тонах. Похоже, здесь работал мужчина — Константин Шереметьев, кто же еще! Массивная дубовая мебель, резные кресла, персидский ковер на полу… А еще — целая коллекция картин с певчими птицами на стенах.

Илья был прав, они нашли то, что искали.

* * *

Соня ничего не знала. Она к этому привыкла: порхала, как бабочка, из салона красоты на йогу, с йоги — в школу акварелей, потом — на массаж. В ее жизни все было хорошо, она не привыкла напрягаться, ей казалось, что ничего не изменилось.

С каждым днем Антону было все сложнее это выносить. Иногда ему хотелось схватить эту тупую куклу за плечи, тряхнуть изо всех сил, наорать на нее, сделать что угодно, лишь бы убрать это выражение блаженного самодовольства с ее исчерченного пластическими операциями личика.

Однако он сдерживался. Соня была связующим звеном между ним и наследством Шереметьева. Она, конечно, никуда не делась бы, кишка тонка. Но сейчас даже скандалы не пошли бы им на пользу, нужно было сохранять видимость идеальной семьи, которую незаслуженно обидел безумный старик.

Поэтому в дни, когда становилось совсем уж тяжело, он спешил к Виктору. Его непробиваемое спокойствие помогало расставить все на свои места.

Вот и сейчас он выглядел так, будто ничего особенного не происходило.

— Что, адвокаты только мне сказали, что дела наши плохи? — вспылил Антон.

— Нет, я с ними тоже говорил. Еще не все потеряно, и есть смысл посудиться. Но вообще, перед Шереметьевым нужно снять шляпу, он все просчитал мастерски.

— Да в задницу эту шляпу ему засунуть!

— Думаю, на нынешнем этапе существования ему уже все равно, — усмехнулся Виктор. — Мне следовало догадаться, что так будет — после того, что он сделал с моим отцом. Но я понадеялся, что годы и болезни его усмирили, и в этом моя ошибка. Ничего, будем исправлять. Шереметьев уже сделал все, что мог, и все дальнейшие ходы за нами.

— Я это не первый раз слышу, — заметил Антон, нервно раскуривая сигарету.

— Да, а еще ты знаешь, в чем я вижу путь к победе.

— Не мешало бы еще сообщить, когда ты на этот путь ступишь! Девка въехала в виллу Шереметьева, живет там, закрылась в панцире, как улитка, и все! Ты оставил ее в покое.

— За языком следи.

Виктор не повышал голос, не угрожал, и все же мелькнуло в его взгляде что-то такое, от чего Антону сразу же захотелось проглотить собственную сигарету.

— Ладно, извини, погорячился, — буркнул он. — Но и ты хорош: оставил ее в покое и все! Какой смысл сосредотачиваться на судах, если нам там мало что светит?

— Мало, но именно поэтому весь мир и должен верить, что мы сосредоточились на судах. Что же до судьбы этой наследницы, то там все идет полным ходом, можешь не дергаться. Все уже началось, Тоха, и скоро с ней будет покончено. Нужные люди возле дома.

* * *

1992 год.

Костя знал, что будет тяжело, но не подозревал, что настолько. Хотя чему удивляться? Трясло всю страну, и общая атмосфера настороженности и растерянности здесь лишь усиливалась. Колония ведь никогда не была парком развлечений!

Таня была против этой поездки. Она говорила, что это дорого, долго, опасно… и, пожалуй, во всем была права. Ему не следовало вот так срываться и мчать сюда, но иначе он не мог. Дело было даже не в письмах, которые он получал из колонии: тут Валерка Солодов как раз был верен себе и ни на что не жаловался. Однако у самого Кости на душе было неспокойно, он чувствовал, что затянул с визитом. Больше года прошло, а иначе не получалось: слишком многое произошло за эти месяцы. У него появились свои проблемы, которыми, впрочем, он не собирался грузить друга. Бизнес, Таня, маленькая Соня — со всем этим он разберется сам, он не хотел даже упоминать о них в серых стенах колонии.

За этот год Валерка сильно сдал. Заключение плохо влияло на него, каждый месяц, казалось, отнимал год жизни. А теперь он и вовсе напоминал тень того, кем был когда-то. Бледный, истощенный, он двигался медленно и неуклюже, и любая попытка заговорить могла привести к долгому приступу сухого, рвущего грудь кашля.

— Что, хорош? — криво усмехнулся Валера. — Можешь не говорить, у тебя все на лице написано.

— Прости…

— Пустое. Что сделано, то сделано.

Он не стал продолжать, но ему было и не нужно. Костя и так понимал, что он хочет сказать, что гложет его в эти дни.

Если бы все можно было переиграть, Валерка не согласился бы на их план и не подписал бы то признание.

— Просьба у меня есть, — задумчиво произнес Солодов. — Может, она должна была появиться раньше, да только дошел я до нее сейчас.

— Все, что угодно!

— Ну, все, что угодно не получится, а то б я здесь не сидел. Но кое-что ты сделать можешь. Помнишь, когда все это завертелось, я говорил, что один? Я верил себе. Я верил, что я один, мне не перед кем нести ответственность.

— Я помню.

— Дурак я был потому что. «Один» для меня означало «не женат». Вроде как у Андрюхи семья есть — все, он не один. А я просто встречался с девочкой, миленькой, но я думал, что у нас ничего серьезного. Я не сомневался, что мы вместе, пока это несложно и хорошо. Надоест — разбежимся, всего-то делов. Она из нормальной семьи, сама неплохая, и я думал, что не люблю ее.

— Что-то изменилось? — тихо спросил Костя.

Он никогда не забывал о том, что, согласившись на тот план, разрушил жизнь друга. А теперь оказалось, что он отнял у Валеры больше, чем предполагал.

— Да, говорю же, тут все меняется. Я о ней думаю… Должен забывать, а думаю все больше. Как там она? Нашла кого, не нашла? Знаешь, когда пошла эта тема с арестом, я ее сам оттолкнул, сам прогнал.