Короли Молдаванки - Ирина Лобусова Страница 19

– Я… – Полипин откашлялся, – я согласен с Владимиром… Политические тут ни при чем. Это псих, причем очень опасный. Если мы его не поймаем, он еще кого-нибудь убьет.

– Не городи чепухи, Полипин, – откашлялся Бочаров. – Таких убийств больше не будет. Нам показали всё, что хотели показать. Это чистейшей воды теракт, и второй раз его не повторят.

– Надо бы проследить контакты Когана, посмотреть, с кем он общался… – нерешительно подал голос Полипин.

Покладистость Бочарова никого не могла усыпить. И это было правдой. Через минуту раздалось:

– Ну, Володя человек молодой, неопытный, ничего не знает о нашем городе. А ты, Полипин, что? Хочешь вылететь у меня из полиции, или как? Какие контакты Когана?! Ты только попробуй! Когана этого вообще оставь в покое! На его месте мог быть кто угодно, любой известный богач. О другом думай. Надо устроить в городе политический террор, хватать студентов, криминалитет, интеллигенцию всякую, чтоб им неповадно было развивать здесь свои политические идеи! И главное – слушайте внимательно, это вас обоих касается! Говорить о деле Когана следует исключительно как о политическом теракте. Там, кстати, в приемной вас журналист дожидается, Пильский из «Одесских новостей». Шустрый, как… – Тут Бочаров замялся. Но ненадолго. – В общем, как фраер. Я обещал ему дать информацию по убийству в Горсаду. Теперь уже можно объявлять, что это Коган. Скажете, что это теракт, политическое убийство. Ты, Полипин, знаешь, что сказать. И учти: если что-то пойдет не так, ты у меня первый кандидат на вылет. А у тебя, между прочим, жена и пятеро детей. Где ты устроишься на работу в таком возрасте? Так что иди и хорошо подумай о своем будущем… И о том, что я сказал.

Разговор с Бочаровым ни Володе, ни Полипину радости не добавил. Опечаленные и удрученные, они возвращались в свой кабинет.

– Прости меня, – вдруг произнес Володя. Будучи человеком тонким, очень чувствительным к малейшим переживаниям людей, он остро почувствовал ту беду, в которую из-за его замечаний едва не угодил Полипин. И теперь ему было немного не по себе.

– Прости меня, – повторил Володя, – я больше не буду встревать со своими замечаниями. Я понял, что в опасности находишься ты.

– Да ладно уж… Шо тут за это… – Полипин махнул рукой. – Врать здесь не тут впервые. Обидно то, шо ты прав на сто процентов. Кто-то имеет держать нас за фраеров. Бочаров зациклился на своем и ничего вокруг не видит. Его тоже можно понять – начальство постоянно на башку давит, из-за политики все с ума посходили, делают ему беременную голову. А за криминальный мир ему трогать не хочется. Вот и попал под колесо.

– Это правда, что Бочаров берет от воров взятки? – Неожиданно даже для себя в лоб спросил Володя, уже наслышанный о местных делах.

– Ну, во-первых, не от воров, а от главарей местных банд, – сразу же ответил Полипин, как будто ждал этого вопроса. – Каждый из них называет себя королем Молдаванки, и на каждой улице за пять таких королей. А во-вторых, надо же как-то жить. Взятки все берут, я тоже беру – а что делать? На грошовое полицейское жалованье детей кормить?

– Ну знаешь!.. – вспыхнул Володя. – Это же непорядочно: ловить бандитов и брать деньги от бандитов!

– Ты, мальчик, идеалист. – усмехнулся Полипин. – Ну чистый швицер без тапочек! Тебе вообще хорошо – семья богатая, чуть что – дядя прикроет. Напялил себе трусы с галстуком – и сделал как киця лапкой… Полный ажур… А всем остальным жить как? Эти бандиты, которых мы ловим, тоже стали бандитами не за хорошую жизнь. Может, повернись жизнь к ним другим боком, они стали бы уважаемыми членами общества, как этот Коган. Так что никогда не берись никого судить. Когда знаешь за всю правду – перестаешь осуждать… – Полипин замолчал. Молчал и Володя…

Журналист Пильский ждал их на первом этаже полицейского управления. И Полипин бодро выдал порученный ему Бочаровым текст. Володя молча стоял в стороне. Он решил больше не вставлять своих замечаний. Полипин разошелся, повествуя об успехах полиции, и в конце разговора представил Володю как чиновника по особым поручениям, приехавшего из Петербурга.

– Я сразу понял, что вы не одессит, – улыбнулся Пильский.

– Как вы могли это понять? – удивился Володя.

– Стоите в сторонке и все время молчите – ну это не характерно для одессита. И вид у вас такой чопорный, как будто гвоздь проглотили. А он вот-вот вырвется наружу!

Володя рассмеялся. Пильский был энергичный, хваткий – настоящий журналист. Но в то же время была в нем какая-то изюминка, вызывавшая людей на откровенность.

– Я надеюсь стать одесситом, – улыбнулся Володя. – Я влюбился в ваш город… Он такой поэтический.

– Поэтический? Вы любите стихи?

– Я пытаюсь их писать.

– Какое замечательное совпадение! Я организовал литературный кружок, у нас собираются молодые писатели и поэты, все веселые, задорные, талантливые. Бывают очень острые дискуссии! Приходите к нам, почитаете свои стихи.

– Я с удовольствием! – зарделся от восторга Володя. – Я этого очень хочу.

– Познакомитесь со всеми одесскими литераторами и немного отвлечетесь от ваших полицейских проблем. Давайте я напишу вам адрес. Собираемся в ближайшую среду.

Когда Пильский ушел, Полипин посмотрел на Володю с подозрением:

– Чего ты так сияешь? Вид, будто миллион выиграл!

– Ты не понимаешь! Писать стихи, читать стихи! – Володя действительно просто сиял. – Это же счастье, отвлечься от всего этого! Трупы, взрывы, торговки… Вся эта чушь, которая вертится в голове… А стихи – они и есть настоящее! Это и есть – жизнь!

– Настоящая жизнь – это найти за Людоеда, – буркнул Полипин. – Ты бы лучше на этом сосредоточился. А то развел тут холоймес… стихи у него… Фраер с ушами…

Но Володя отмахнулся от него. Жизнь тут же заиграла перед ним своими радужными красками, даря ощущение настоящей свободы – как раз того, о чем мечтал, когда ехал сюда! Ах, Полипин, Полипин! Обремененный семьей и долгами, старый сыскарь уголовного розыска, привыкший к полицейской циничности, ну разве он поймет все это! Он думает об убийстве. А для Володи стихи всегда были символом жизни – не смерти. И он стремится жить!..

Облавы начались сразу. Володя знал, что они проходят, но не участвовал в них. Шок наступил в тот самый момент, когда в своем дворе он увидел человек двадцать молодых людей, которых конные жандармы гнали к зданию, где находились камеры для политических. Большинство этих людей были сильно избиты, в крови. Некоторые даже не могли идти, и товарищи поддерживали их, помогая двигаться. Зрелище было одновременно и жалким, и устрашающим.

Володя бросился к Полипину. Тот был невозмутимым:

– Студенты. За облаву попались, фраеры вислоухие. Многие из них хранили запрещенные книги. Лучше бы молчали по делу свой рот.

– Многие… А остальные?

– Ты что, не слышал Бочарова? В облаву всех брать.