За семью печатями-1 - Иоанна Хмелевская Страница 19

— Ты же его совсем не знаешь.

— Ну и пусть, все равно ни капельки не сомневаюсь. И ещё — в гости к Хлюпихе надо пойти обязательно.

* * *

В гости решили отправиться втроём: Карпинский, Эльжбета и жулик Клепа. Тот звонил чуть ли не ежедневно и радостно поддержал проект, благодаря которому мог пожить у бывшего родича хотя бы два денька. Кристину решили не брать. А с Тадиком разработали такой план: он самостоятельно прибудет в дом Хлюпа вскоре после прихода туда Карпинских.

Поджидая Клепу, Карпинские спешно разрабатывали детали операции. До сих пор никому из них не приходилось наносить соболезнующие визиты. Наверняка мужчины в чёрных костюмах, это ясно, Эльжбете Кристина даст своё чёрное платье. А что ещё? Если просто идут в гости — приносят торт, коробку шоколада, даже бутылку хорошего вина, а в этом случае? Не идти же с венком на могилку. А цветы?

И ещё проблема — надо ли предупредить о визите хозяйку дома? Напроситься.., невежливо. А вдруг откажется принять? Брать внезапностью? Тоже как-то.., неловко.

— Я бы не стала предупреждать, — говорила Эльжбета, подняв сиденье дивана и пряча туда от Клепы геологическую коллекцию отца.

— Лучше все-таки явиться неожиданно. Разумеется, предварительно убедившись, что хозяйка дома. Чтобы не получилось по-глупому: мы приходим, а хозяйка отправляется на работу. Пусть лучше Клепа на денёк у нас задержится.

— Ты уверена, что Клепа не найдёт камни в диване? — усомнилась Кристина.

Захлопнув диван, Эльжбета уселась сверху и даже попрыгала, придавливая.

— Когда речь идёт о Клепе, никогда ни в чем нельзя быть уверенной. Один раз я застукала его за тем, как он пытался поднять диван, да у него не получилось. Если как следует придавить… Ладно, времени у нас в обрез. Быстренько прячь что успеешь, Клепа вот-вот прибудет, а я отправляюсь к мегере, попробую последить за ней. Какое счастье, что у меня каникулы!

Вскоре Эльжбета вернулась с сообщением: мегера только что пришла с работы, вряд ли сегодня опять уйдёт. Разведданные мобилизовали семейство: Карпинский и Клепа в чёрных костюмах настраивались на похоронный лад, Эльжбета переодевалась в Кристинино платье, Кристина пыталась приладить его по фигуре девушки. Тадик сидел у телефона. Через час все были готовы. И букет уже купили, это были белые каллы, перевязанные фиолетовой лентой.

— Недостаточно вы все соболезнующие, — критиковала экспедицию Кристина, уже сидя в машине. Она решила переждать их визит в каком-нибудь кафе рядом с домом Хлюпов. — Смахиваете на свадебных гостей. И букет какой-то.., вызывающий.

Эльжбета возразила:

— Чего тебе ещё надо? Все путём. А в Японии белый цвет как раз траурный, тем более с фиолетовым. Вот только платье твоё какое-то неудобное, и вообще я чувствую себя в нем полной идиоткой. Летом, в чёрном! Не выдержу!

— Уж потерпи.

Жулик Клепа жалобно вздохнул на заднем сиденье:

— Она права, я в своём костюме совсем запарился.

Клепа почему-то очень волновался из-за предстоящего визита, а в подготовке оного принимал самое активное участие, хотя о действительной его цели не знал. С Хлюпом они были знакомы, а вот с его женой — нет. Клепа видел её всего один раз, на похоронах Северина, всю в траурном одеянии, с чёрной вуалькой на лице, и роскошная фигура вдовы сразила его. Даже свободные чёрные одежды не могли скрыть пышные формы. С тех пор Клепа мечтал познакомиться с этой женщиной, но хватило ума не лезть нахально в её дом, а выжидать своего часа. Теперь этот час наступил и Клепу одолевали эмоции.

Карпинский тоже был взволнован. Впервые после несчастного случая ехал он в дом своего лучшего друга и очень надеялся — а вдруг в его памяти что-то дрогнет? И хотя Хенрик Карпинский примирился со своей болезнью, отсутствие прошлого давало о себе знать на каждом шагу, напоминая о его ущербности. Пан Карпинский старался внешне этого не показывать, но в душе переживал.

Высадили Кристину у небольшого кафе и подъехали к дому Хлюпов. Окна были открыты, из маленького садика доносились детские голоса, так что пани Хлюповой никак не удастся скрыть своего присутствия. Припарковались, вышли из машины и позвонили у калитки.

* * *

Через неделю после похорон мужа злость на покойника у его вдовы несколько поумерилась, но совсем не прошла. Проявлялась она не всегда, лишь когда действительность грубо напоминала о смерти мужа, который взял и умер назло бедной женщине, оставив её один на один с этой самой действительностью. Так что для злости были уважительные причины. Ну хотя бы сломанный люк, ведущий на чердак, — так и не починил, лентяй! В люстре уже требовалось сменить две лампочки, не станет же она сама это делать — она, панически боящаяся всего электрического! А кран в ванной! Давно течёт, кто должен этим заниматься? Уж не она ли? Не говоря о дверцах шкафов, сколько раз просила! И в довершение всего оставил ещё на её шее парня, сына от другой бабы. Нужен он ей как дыра в кармане…

Машину у Тадеуша Сарницкого пани Богуслава не стала отбирать, и в этом у алчной бабы был свой расчёт. Разумеется, она бы ни минуты не задумалась, будь та зарегистрирована на её имя.

Однако владельцем был Северин Хлюп, а не Богуслава Хлюпова, а для того, чтобы переоформить права, пришлось бы официально разобраться со всем наследством мужа, чего ей вовсе не хотелось. Ведь могло оказаться, что какая-то часть имущества по закону отходит старшему сыну покойного, и, глядишь, эта часть намного превысит стоимость старой развалюхи. К тому же наглый парень возьмёт и поселится в доме или станет претендовать на его часть. Ну уж нет! Пусть лучше пользуется машиной, она и так скоро рассыплется, вон сколько Северин в последнее время под ней належался, вечно приходилось что-то чинить. Да и если рассудить, на что ей машина? Сама ездить не собирается, продать — кто купит старую колымагу? А в гараже будет стоять — совсем заржавеет. Нет, уж лучше заткнуть драндулетом рот молодому нахалу, чем делиться с ним выплатой по страховке. Дело в том, что Северин Хлюп дорого застраховал свою жизнь, и теперь вся выплата достанется ей одной!

На Карпинского мегера тоже злилась. Ведь какие были дружки с Северином, как она ни старалась, не могла их поссорить, и вот Северин умер, а этот фиктивный дружок даже на похороны не явился! В больнице он, видите ли, так из больницы люди выходят, этот же не пожелал. Теперь, когда бедная женщина осталась без мужской опеки, мог бы и позаботиться о вдове друга, хотя бы советом, если так болен, ведь для того друзья мужей и существуют. Мог бы о том же наследстве все поразузнать, как да что, имеет ли для неё смысл вообще поднимать этот вопрос, нотариально оформляя имущество или как там это называется? Даже не позвонил, мерзавец, а его любовница, выдра нахальная, наверняка к нему чужих баб не пускает, хотя на похоронах Северина притворялась, что так переживает, так переживает…

Злость на покойника мужа и его дружка недоделанного усугублялась ещё тем, что невозможно было дать ей исход, наводя порядок в доме. Приходилось соблюдать приличия, чтобы люди не сказали — радуется вдовушка, что освободилась, вон как ей не терпится начать новую жизнь, генеральную уборку устроила, все в доме перевернула! Поэтому и сдерживала себя, украдкой, даже от детей скрываясь, наводила порядок то в кухне, то на чердаке. Как назло, дети околачивались дома. У них каникулы, а те же приличия обязывали проводить их тихо-скромно, без развлечений и обычных летних радостей. Теперь им всем не до развлечений, вот и она сидит взаперти, и хоть бы кто вспомнил о её существовании…